Вся нежность тихого ветра (СИ)

— Вставай! Давай, милая, помоги мне. Я тебя тут кончать не буду! Пошли со мной на улицу!

— Мальчик, — выдохнула она, — твой сын.

— Мой-мой… Они все мои дети… сука!

— Это твой сын! — она впилась мне когтями в щеку.

Я опять двинул ей по уху.

— Твой сын! От Эммы! Которую ты соблазнил, украл и увез в Авел Милу. Обрюхатил там и бросил!

— Какой сын?! Ты совсем наркоманка, что ли?!

Я, не дослушав, опять обрушил ее кулаком на пол, но она тут же стала подниматься. Хоть и худая, но, видно, крепкая, привычная к побоям.

— Закрой свою пасть! Не смей говорить о том, чего не знаешь! Не тебе судить меня!

Меня начало потряхивать. Напившись воды, я опять кинулся на нее:

— А ты, что ли, алауда?! Мать такого… длинноволосого… такого худенького… сегодня утром… я помню!

— Я не родная. Это ее сын. Ваш сын. Твой сын, чтоб ты сдох, и будь ты проклят!

— Лжешь, тварь! — вмиг вспыхнул я, схватил ее за горло и принялся душить. — Как тебе верить?! Что ты можешь знать?! Ты конченый человек! Урод! Кастрат, обрубок, извращенец! Ты… да ты посмотри на себя!

И я бы, наверно, задушил ее, но она успела протянуть мне красный плетеный браслет с золотой нитью посередине.

— Она сказала мне, что ни у кого такого не было… — еле слышно прохрипела женщина на полу. — Она сказала, что сама вплела туда золотую нить…

«Это для удачи, а нам нужна удача», — заныла мысль в самом моем сердце, и мне стало страшно.

— Это на удачу, а вам нужна была удача…

Не чувствуя себя, я взял браслет.

— А где твой? Потерял, поди, по пьяни?

— Не верю… — прошептал я, чувствуя, как кровь отступает от лица. И вдруг, совсем потеряв контроль над собой, принялся громить все свое обрыдлое жилище. Опрокинул шкаф, сорвал со стены зеркало, повышвыривал ящики… — Не верю! Не верю! Не верю! Все ложь твоя! Тупая, сраная ложь! Ничему не верю! Слышишь?! Ты конченый человек! Конченый! Ты даже и не человек! Получеловек! Алауда!

— И вот письмо еще… — растирая горло, хриплым голосом проговорила она и протянула мне старый листок в пластиковом пакете.

Я узнал ее небольшой, идеальный почерк сразу, но все не решался прочитать содержимое.

— Это было на одиннадцатый месяц войны… в столице… — все так же тихо хрипела она, швыряясь в меня фактами, как лезвиями. — Нас обложили со всех сторон. Солдат эвакуировали, и нас, медицинский персонал… а гражданских бросали. Никого не брали. И она дала мне… отдала мне его… чтобы спасти. И вот этот браслет. Это ты ей купил тогда. И записку… И с тех пор он мне родное дитя… — слезы полились по ее щекам. — Я его воспитывала, я его подняла, я с ним пряталась в подвалах от бомбежек! Я сама не доедала, отдавала все ему! А ты пришел и похитил его. Продал! Будь ты проклят! Но ничего! За все, за все спросит с тебя Всевышний. Будешь ты плакать кровавыми слезами, да будет поздно!

Недослушав ее, я зашел в туалет и сел на краю ванны.

«… что будет — не знаю… Надеюсь… Встретимся, если что, там… Будем выбираться… но я не знаю…»

Строчки расплывались перед глазами, прыгали и перепрыгивали друг через друга.

И уже в самом конце:

« Передай ему, если увидишь, передай, что он мой единственный. Я всегда его буду ждать и дождусь…»

Плечи мои затряслись, я зажал рот ладонью и заплакал.

— Ты мне вернешь мальчика?! Ты слышишь?

Она уже, видно, совсем очухалась и стала ломиться в дверь.

— Достанешь мне его живым и здоровым! Как увел, так и приведешь! Слышишь меня?!

Я встал и, пьяный от горя, дохромал до кровати и рухнул на подушки.

— Ты слышишь меня?!

— Убирайся прочь! — разбитым голосом прошептал я.

— Нет, я не пойду! — и она подняла меня, усадила и встряхнула. — Прямо сейчас вот ты приведешь мне его сюда вот! В эту комнату!

— Уходи вон… — выдохнул я и опять завалился на кровать.

— Нет! Ты встанешь! Встанешь! Встанешь! Ты… — и она принялась хлестать меня по лицу.

Я сжался и попытался укрыться, но она все равно стянула меня на пол.

— Где она? — услышал я свой голос. Я видел все происходящие словно со стороны: темная разгромленная комната, парень на полу и женщина… девушка… бывший… ставший… ставшая…

— Кто «она»?!

— Не ори! Эмма! Где она?

— Каков муженек, а?! Ты посмотри на него! Это ты у незнакомой бабы спрашиваешь, где твоя жена?!

— Где она?!

— Я не знаю!

Я поднял на нее испепеляющий взгляд, вложив в него столько яда и презрения, сколько смог собрать в себе, но ей было плевать на мою ненависть.

— Почему?

— Что «почему»?!

— Почему ты не сказала мне о нем раньше?! Почему не связалась со мной и не сказала, что у тебя мой ребенок?!