Вся нежность тихого ветра (СИ)

Ну, я все думал, что она либо в Вангланде, либо в Мидланде, в этой, как ее, Маргиналовке… Нахаловке?

Про родителей только знаю. Отец до последнего оставался в городе, хотел все экспонаты музея вывезти. Ну и дождался, что его взяли. Радикалы на площади расстреляли, и все. А мама через полгода в лагере для беженцев умерла от холеры. А я зачем-то выжил…

Машины разъехались только ночью. А потом еще пару часов дом успокаивался, комнаты погружались во тьму, засыпали.

Не думая, чтобы не впустить страх и сомнения в душу, я сунул пистолет в карман и вылез из машины. От первого стука в тяжелые ворота недовольно забухали волкодавы.

— Хозяин спит, спит! Уходи! — с ужасом замахала на меня какая-то тетка.

— Я от господина Мемухана, позови старшего! — приказал я.

Долго никого не было, но потом появился Вагеб: невысокий лысый крепкий парень — типа управляющий домом и смотрящий за хозяйством.

— Ваш господин, да проживет он еще сто лет, купил сегодня мальчика у нашего хозяина, господина Мемухана. Мальчика увезли быстро и забыли вещи, мне нужно передать ему кое-что.

— Давай, я передам, — хмуро сказал Вагеб. Свет фонаря блестел жирным пятном на его крепкой синей лысине.

— У меня тут целая сумка, много чужих вещей, я не знаю, что именно тут его. Приведи его, пусть сам посмотрит в машине.

Вагеб нахмурился. Такие новости ему не понравились:

— Господин уже отдыхает, все спят, приходи завтра. Завтра все решим, — и он стал закрывать ворота.

— Подожди. Там лекарства, а ему нельзя прерывать курс. Он и так уже не пил сегодня. Это очень плохо, мальчик дорогой, о нем нужно заботиться. Не хорошо будет, если он заболеет.

— Давай, я передам.

— Да говорю же! Не могу, у меня там целая сумка, не знаю какие его. Выведи его на секунду.

Вагеб стиснул зубы.

— Я племянник Мемухана, ты же меня знаешь. Что я сделаю плохого? Разве господин Мемухан не уважаемый человек? А я его родня! Я помочь хочу!

Вагеб шикнул что-то тетке, и та побежала в дом. Окинув меня взглядом, он засыпал в рот цафак.

— Это с Авел Ишвы цафак?

— Нет. Это местный, самый лучший.

— Ц-ц-ц-ц… Зачем так говоришь?! Самый лучший цафак в Авел Ишве! Клянусь глазами матери! Я попрошу своих людей, и они пришлют тебе в подарок наш цафак, и ты поймешь, что зря так говорил, зря обижал наш цафак!

Вагеб улыбнулся. Все эти животные были падки на подарки.

Тут же вывели мальчика. Перепуганного и замерзшего, в одних трусиках.

— Твои таблетки в машине! — я для вида дал ему легкий подзатыльник. — Забирай быстрее! Не заставляй людей ждать, балбес!

— Какие таблетки? Мама! — вскрикнул он и полез на заднее сиденье. — Тут темно, тут какая-то сумка, какие таблетки, для кого?

Я закрыл за ним дверь, улыбнулся Вагебу и, не вынимая пистолета из кармана, прямо через куртку несколько раз выстрелил ему в живот. Пистолет был хороший: без отдачи и почти бесшумный. Я стрелял в упор, и в один миг четыре дырки у него на животе превратились в одно большое черно-красное пятно. Он упал, я схватил его за руки и, оттащив на другую сторону улицы, бросил у разрушенной стены, прикрыл куском фанеры и нырнул в машину.

— Едем-едем-едем! — шептал я, выворачивая руль и чувствуя ледяной пот на лице и спине.

Когда через пару часов я остановился возле заправки в пустыне — меня все еще трясло. Ноги, руки — все было ватное, и больше всего на свете я боялся, что потеряю сознание.

Я стоял и все смотрел туда, откуда мы приехали, и нервы подкидывали мне видения горящих фар, несущихся вдогонку, но это были просто призраки. За нами не гнались. Пока еще нет…

Мы уже были в конце пути, и я решил сделать остановку.

Это, конечно, не была автозаправка в обычном понимании. Просто одна предприимчивая семейка врезалась в нефтепровод, перегоняла нефть, как брагу, и получала бензин и всякую остаточную мерзость — типа мазута, который тоже хорошо продавался.

В этом океане холодного пустого песка несколько кривобоких домиков-землянок казались чем-то странным, каким-то живым наростом на теле пустыни.

Собаки зевали и бродили по двору, бренча цепями. Ребенок плакал. Оказывается, тут даже продавали лимонад, сигареты и шоколадки, все это лежало на столе в дверном проходе.

Я взял себе бутылку воды. Бензин заливали в бензобак через воронку из большой стальной канистры.

— Вы правда мой папа?

Он вдруг вылез и встал передо мной.

— Мия сказала, что вы мой папа. Она мне никогда не врет!

Я вдруг почувствовал, как мои руки стали рвать на лоскуты платок, которым я вытирал бензиновые пальцы.

— Я всегда мечтал увидеть отца!

Да. Это были ЕЁ глаза. Тот же цвет, та же форма, то же неуловимое, мистическое, духовное сходство. Он пошел на меня, но я невольно отстранился.

«Если он прикоснется к мне — я не выдержу, я умру!»

И он меня обнял.

— Мне так много нужно спросить у тебя! Так много нужно рассказать! — проговорил он, вжимаясь в меня.

Я поднял глаза и посмотрел на звездное небо, чтобы слезы не покатились по лицу.

— Поехали, — и я сделал невозможное: погладил его по голове. — Поехали. Поговорим, когда перебежим через границу. Тогда все расскажешь. В фильтрационном лагере у нас будет уйма свободного времени… пойдем!