Вся нежность тихого ветра (СИ)

Красочные повязочки эти стоили копейки, и он тут же купил две красных плетенки.

Она ждала его на выходе, и, выйдя, он отвел ее в сторонку, к продуктовой лавке, в которой отоваривались те, кому нужны были особо кошерные продукты, но сейчас лавка была уже закрыта, и весь просторный двор молельного дома погружался в сумерки.

— Вот видишь, — говорил он, повязывая красную тесемку на ее тонком мраморном запястье. — Это будет как завет между нами, как клятва. Небеса знают, что ты моя, и не считают тебя блудницей! А скоро мы все сделаем, как полагается по закону, и станем настоящей семьей.

Она смотрела на него во все глаза.

— Страшно мне оттого, как все это быстро случилось! — проговорила она испуганно. — Но я верю тебе! Хорошо! Я согласна! — и он уже хотел прильнуть к ее губам, но она приложила к его рту ладонь. — Отец убьет меня, даже если мы обвенчаемся в молельном доме перед Всевышним. Дай мне несколько дней, я все обдумаю, как нам лучше поступить, и скажу тебе.

И она вдруг вырвалась и побежала к остановке, но внезапно остановилась, вернулась, обвила его шею руками, поцеловала и опять бросилась бежать.

Проходящий мимо автобус подхватил ее и умчал прочь.

========== Глава 4 ==========

Через пару дней, вечером, к нему прибежала одна ее подруга. Возбужденная и диковатая, она сказала, что отец о чем-то догадался, напал на дочь, нахлестал ее по щекам и оттаскал за волосы.

— На учебу ее еще отпускают? — спросил он.

— Да вроде да…

— Тогда скажи ей, пусть возьмет документы — все, что есть, и деньги, сколько сможет достать, и завтра утром идет как обычно в лицей, а я ее встречу.

Подруга внимательно осмотрела его, но все-таки согласилась.

И уже утром он ждал ее недалеко от дома. Она задерживалась, и он уже испугался, но вскоре появилась.

Тут же — по глазам — он понял, что она плакала. Они молча пошли вместе, но на развилке свернули и направились в сторону рынка.

Билеты на автобус он забронировал заранее.

Вышагивая по пыльным, потемневшим мраморным плитам автовокзала, он все посматривал наверх, на гору, на дома, прячущиеся в зелени — оттуда должны были прийти ее братья и отец…

Но все обошлось.

И через двадцать минут в темном тесноватом полупустом автобусе они спокойно уехали в Авел Милу.

Они прибыли туда уже под вечер. В старинный роскошный автовокзал, больше похожий на дворец с пальмами и башенками.

Теплый душный дождь стоял стеной.

Ей было плохо. В автобусе ее укачало. Она вздрагивала от любых звуков и прижималась к нему. Вид у нее был, словно она при смерти - бледный и потемневший одновременно. Некоторые люди оборачивались, увидев ее.

Поплутав, они добрались до районной магистратуры, где им запросто пропечатали брак в паспортах. С этим было просто. Гораздо дольше заняла очередь в кассу, где нужно было оплатить госпошлину.

После этого он был уверен, что ей будет лучше, но состояние ее только ухудшилось. Это совсем сбило его с толку.

В тот первый день в Авел Миле они измучились страшно. Несколько раз терялись, плутали. Намокли и валились с ног.

Когда-то, при империи, это был один из красивейших курортных городов, «один из алмазов в короне», как его еще называли. Тут были господа и дамы, театры, рестораны, променад на Золотой набережной и дорогие магазины. Но потом империя развалилась, господа ушли, сюда залезли разбогатевшие дети крестьян, и все было испорчено. Мещанские «дворцы» испортили всю перспективу белоснежных особняков. Набережную захламили вульгарные кабаки и палатки. Все вмиг потеряло свой лоск и изысканность, превратившись в дешевый безвкусный шумный рынок.

Хотя не такой уж и дешевый. Ценники тут были освежающе отталкивающие.

В конце концов он уже плюнул на все и зашел в первый попавшийся маленький гостевой дом, прямо на набережной. Тут же, через перила, был пляж, а они поднялись по узкой лесенке и позвонили в дверь. Им открыла шумная толстая длинноволосая женщина и начала общение как-то даже воинственно и недовольно, но потом рассмеялась и дала им комнату.

За окном стояла неизменная стена дождя, в комнате было темно, она лежала на единственной кровати, а он стоял перед ней на коленях на полу и держал за руку.

Не так он представлял себе их первую брачную ночь. Но поделать ничего было нельзя. Она страдала, мучилась, изводя себя страхами. От нервов ее рвало. Она впадала в истерику и все порывалась куда-то бежать.

Но потом измучила саму себя, устала и затихла. Даже попросила чаю. Выпила большую кружку сладкого чая, съела булочку с чесноком и уснула. А он всю ночь просидел рядом с ней.

За окном, за крошечным балкончиком, начиналось озеро, но местные всегда называли его Соленым морем. Берегов видно не было, и оно и вправду походило на море.

Он смотрел на нее, не смея прикоснуться, и тоскливые мысли томили его.

«Она была такая веселая, пока не встретила меня! Гуляла, смеялась… А я ей принес только одно горе. Что мы наделали?! Сбежали - как преступники! Скрываемся, прячемся! Нет, утром скажу ей, и если она захочет — пусть возвращается домой, отец, наверно, простит ее. Во всяком случае чем дольше мы будем бегать, тем хуже ей будет!»