Вся нежность тихого ветра (СИ)

Второе утверждение — про постоянные оргии — тоже полная ложь. Чайный мальчик — это прежде всего… хм… такой эскорт богатого господина. Он сидит рядом со своим хозяином. Обслуживает его кальян, подливает чай, крутит самокрутки, делает массаж. Иногда может спеть и потанцевать, если господин хочет развлечься или повеселить своих гостей.

Секс, конечно, тоже присутствует, но тут все зависит от темперамента хозяина и происходит не так уж и часто, и, конечно же, не в таких извращенных формах, как описывают всякие похотливые фантазеры.

***

Мы сидели в машине, и я не заметил, как засмотрелся на Нино. Он был тонкий, с хрупкими женскими пальцами. Идеально выбритый, он всегда прикрывал рот краем головного платка, и его вполне можно было принять за женщину.

— Сходи, купи пожрать, — сказал я и полез в карман за деньгами. — Мне купишь большую булку и попить, только не сладкое и обязательно холодное. Ну, и себе чего-нибудь возьмешь.

И Нино бесшумно вылез. Он был тихий, покорный, податливый. Пассивный.

Я бы вполне мог расстегнуть штаны и наклонить его голову к моему паху. Или вытащить его из машины и распинать зад. Он бы даже не пожаловался дядюшке.

Он сам был в свое время чайным мальчиком, и дядюшка держал его как мастера-учителя, создающего из чумазого беспризорника изысканного молодого соблазнителя.

Нино притащил мне большую булку, разрезанную пополам и заполненную вкуснейшей бараниной и тушеными овощами. А себе взял просто кофе.

Наевшись, я захотел спать.

— Ладно, поехали домой, — зевнул я и завел двигатель.

— Постой, Алик, уважаемый! Съездим еще, пожалуйста, к Самолету? Там их много всегда вертится.

— Ну ладно, — буркнул я.

Хотя… Чего это я злюсь, это мой заработок — и совет он дал верный.

Ржавый сгоревший скелет самолета, лежавший на пыльном пустыре, и вправду был местом известным. Это еще в начале конфликта республика Вангланд помогала ополченцам-радикалам в их гражданской войне против правительства. Вангландские генералы уверяли, что этот дорогущий самолет неуязвим и невидим для противника, но в первом же бою правительственные войска сбили его из старой дешевой системы противовоздушной обороны. И вот он так и лежал тут с самого начала войны.

Я остановил машину, вылез и размял плечи. Детей тут и вправду было во множестве, от самых мелких до уже взрослых, здоровых парней. Они лазили во чреве самолета, скакали на его крыльях и просто слонялись в округе. Увидев машину, они с любопытством подбежали и окружили нас.

— Привет, лоботрясы! Чё, школу прогуливаете?

Я раскрыл пачку дешевых солдатских сигарет, и десятки немытых тонких рук тут же все растащили.

— Ты, вот ты, в школу ходишь?

— Хожу… — улыбнулся пацан.

— Да ладно врать-то! Ходит он в школу! Сколько будет пять плюс пять?

— Десять.

— Повезло тебе! Угадал просто! А ты, ходишь в школу?

— Нет, — мотнул головой другой мальчишка.

— А подзаработать хочешь?

— А чего делать надо?

— Ну, в доме одного богатого человека скоро будет праздник, а рабочих рук не хватает. Нужно прийти и помочь по хозяйству. Двор подмести, воды натаскать. Тебя и накормят там, и денюшек дадут, пойдешь?

— Ну… можно…

— Знаешь, где дом начальника полиции? Вот рядом там. Спросишь дом господина Мемухана, тебе покажут. Придешь? Только точно говори.

— Приду. А когда надо?

— Ну, завтра утром. Все. Жду. А ты? В школу ходишь?

— Нет.

— А чё так?

— Отец не разрешает. Велит овец пасти.

— И чё ты не пасешь? Чё ты тут болтаешься?! Смотри, батянька узнает — по шеям надает!

Возбужденные чумазые дети бегали, вскрикивали, толкались, баловались. Солнце уже начало палить беспощадно.

— Ладно, хорош. Поехали! — тихо сказал я Нино.

— Подожди, дорогой, вон там, видишь?

В сторонке от самолета, на камнях, сидело несколько девочек.

— Вон тот, с длинными такими волосами…

— Это ж девчонка.

— Нет, Алик, это мальчик. Посмотри его, хороший экземпляр.

Я, обливаясь потом, оглядел Нино недовольным взглядом.

— Экземпляр… — фыркнул я. — Ладно, пошли, но этот на сегодня последний.

Это и вправду оказался мальчишка лет двенадцати. Тонкий и худенький. С длинными, до уровня подбородка, тонкими волнистыми темно-русыми волосами — не мудрено, что издали он мне показался девчонкой.

— Привет, мелкотня, — сказал я беззаботно. Дети нескладно ответили. — А че ты сидишь в стороне, че со всеми не играешь? — обратился я к мальчику, но он молча глядел на свои изношенные сандалии.

— А он алауда! — усмехнулась одна девочка.

Алауда на их сельском выговоре означает… хм… это у них самый конченый, самый опущенный пассивный голубой.

Я нахмурился. Я такое не любил.

— Такой маленький — и уже алауда? — не поверил я.

Мальчик втянул голову в плечи.

— Да не он, а мама его! — смеялись вокруг девчонки.

— А вот врать не хорошо! Как его мама может быть геем? Она же женщина!

— Да она была мужчиной, а стала женщиной! — все более и более веселились девчонки.

— Как так?!

— Транссексуал, переделок… — шепнул мне на ухо Нино. — Идеально! Не упусти его!

— Хм… а в школу ты ходишь?

— А его выгнали из школы! — ответили за него девочки.

— За что? Двоечник? Хулиганил поди?