Вся правда и ложь обо мне

«Уважаемые Фиона и Грэм,

после нашего разговора на прошлой неделе я сделал запросы, касающиеся вашего вполне понятного беспокойства за Эллу, а также предусмотренных законодательством изменений, которые вступят в силу в день ее предстоящего восемнадцатилетия.

Как вам известно, усыновленный ребенок по достижении восемнадцати лет имеет право узнать сведения о своих биологических родителях из Реестра данных об усыновлении. Однако я побеседовал с социальными работниками, имеющими отношение к данному делу, и все они заверили меня, что ввиду исключительных обстоятельств удочерения Эллы ее биологическая мать не имеет права внести себя в Реестр, и хотя все мы понимаем, что она пожелает встретиться с Эллой, она ни в коем случае не сможет сделать это.

Но поскольку она явно узнала ваши имена и адрес, я порекомендовал бы, если это возможно, уехать на некоторое время – такой план действий представляется целесообразным на тот период, пока до сведения мисс Хинчклифф не будет доведено, что попытки установить непосредственный контакт возымеют чрезвычайно серьезные последствия. Я уверен, что ее можно заставить отказаться от намерений войти с вами в контакт, и закон вмешается, когда возникнет необходимость.

Надеюсь, это поможет вам успокоиться. Обращайтесь, пожалуйста, если я могу чем-нибудь еще помочь вам.

Искренне ваш, Дэвид Вокс»

Я бегу в ванную, где мой желудок выворачивается наизнанку, избавляясь от съеденного за завтраком. Глаза жжет. В ушах звенит, дыхание срывается. Перед глазами все чернеет, я сопротивляюсь, как могу. Сейчас не время терять контроль. Дело слишком важное.

Вдох. Выдох. Есть только этот миг, и больше ничего. Ни прошлого, ни будущего, только настоящее.

Вся голова наполняется звоном. На периферии зрения разрастается туман.

Привет, Бэлла, говорю я.

ТАК Я И ЗНАЛА!

Ты понимаешь, что мы только что прочитали?

НЕТ.

И что же нам делать?

РАЗБЕРЕМСЯ. НО Я ЗНАЛА.

«Ввиду исключительных обстоятельств удочерения Эллы».

Удочерения Эллы.

Удочерения.

Меня удочерили. И так и не сказали мне.

Люди обычно знают, что их усыновили или удочерили. Ничего постыдного в этом нет. Это даже хорошо. А мне ничего не сказали.

Эта женщина мне не мать.

Этот мужчина мне не отец.

Мои родители – другие люди, которых я не знаю. А не эти. Я родилась не у них. Во мне нет их генов. И они мне не сказали.

Мы сбежали потому, что моя биологическая мать хочет найти меня.

Моя

биологическая

мать.

Были какие-то исключительные обстоятельства, из-за которых ей не позволяют видеться со мной. Не знаю, что еще за исключительные обстоятельства.

Мысли путаются. Я стою как вкопанная посреди ванной.

Я совершенно растеряна.

Время идет.

Надо попытаться узнать еще что-нибудь. Сажусь на кровать, изо всех сил стараюсь взять себя в руки и составить план действий. Мне удается придумать лишь одно.

Беру гостиничный телефон, выясняю, как сделать международный звонок, и набираю наш домашний номер. Мишель наверняка на месте, это мой единственный шанс выяснить подробности. Мишель милая. Она всегда добра ко мне, ей даже понравилось, как я покрасила волосы.

– Алло? – это Мишель.

Я говорю «маминым» голосом. Все уверяют, что наши с ней голоса по телефону не различить.

«Маминым». Этот голос не мамин. А моей приемной матери. А по телефону мы говорим одинаково потому, что она воспитала меня.

– Привет, Мишель, – отзываюсь я, – это Фиона. Звоню из-за границы.

– А, ясно, – говорит она, – привет. У вас там все хорошо?

– Да, спасибо. Хамфри в порядке?