Вся правда и ложь обо мне

Пожимаю плечами. Мне больше незачем притворяться: что бы они ни сказали и ни сделали, мне все равно. Пусть себе верят, во что хотят. А я провела лучшую ночь в своей жизни и счастлива, что это случилось перед тем, как все рухнуло.

Умолкаю, чтобы проверить, как там Бэлла. Она на месте, но борется не со мной. Мы вместе с ней боремся с ними. Странное это ощущение – цельность.

Не-папа уходит на поиски официанта. Я вижу, как Кристиан появляется в дверях отеля вместе с Феликсом и Сюзанной. Он останавливается на противоположной стороне улицы и смотрит на меня. Я поднимаю руку. По его позе сразу видно: он встревожен. Я изображаю жестами «позвони», он кивает и направляется прочь, оглядываясь через плечо.

Женщина, которая меня не рожала, хочет что-то сказать. Открывает рот и снова закрывает его, не издавая ни звука, а я ничем не помогаю ей и помогать не собираюсь. Наблюдаю за ней краешком глаза, но смотрю вдаль.

– Мы всегда… – начинает она, но умолкает.

Я не отвечаю. Будто и не слышала ее.

Папа возвращается и садится. Прежде чем заговорить, он делает глубокий вдох.

– Мы с твоей мамой мечтали иметь большую семью, – говорит он, и каждое его слово – маленький острый нож, которым, как мне кажется, он намеренно ранит меня. – Но не получилось. Беременностей было много, но ни одна не продлилась дольше первых нескольких недель. Каждый раз мы надеялись, что теперь все будет по-другому, и каждый раз все повторялось. И после седьмого раза…

– Восьмого, – еле слышно поправляет мама.

– …восьмого раза мы смирились с тем, что этого не будет никогда и что нам остается поискать свою семью в другом месте.

– За неимением лучшего.

– Нет. Как лучшее решение из возможных. Лучшее и единственное. И мы подали документы на усыновление. Преодолели все препоны.

Он замолкает. Мне необходимо услышать то, что было дальше. Я до конца поверю, когда услышу это от них.

– А потом появился ребенок, – говорю я, потому что кто-то же должен произнести эти слова.

– Да. Потом появился ребенок, и это была девочка, самая прелестная малышка, лучше всех на свете, и мы, едва увидев ее, сразу же поняли: вот почему до сих пор ничего не получалось – потому что должен был появиться этот ребенок и ему был нужен дом, а мы могли дать его тебе. Нам удалось избавить тебя от… трудного… начала и обеспечить тебе жизнь настолько идеальную, насколько это было в наших силах.

Я вздрагиваю. Ребенок, о котором он говорит, – я.

– Как все удачно сложилось, – с трудом выговариваю я.

– Очень! – еле слышно шепчет сквозь слезы мама, не поднимая глаз от стола. – Элла, ты не представляешь себе, как мы тебя любим. Я полюбила тебя в тот самый миг, как впервые увидела. Я – твоя мама и навсегда останусь ею. Мы всегда обожали тебя.

– Ну что ж, с вашей стороны было очень любезно спасти меня от трудного начала жизни.

– Элла, – говорит папа, – мы пытались объяснить тебе, что удочерили тебя, с тех пор как тебе исполнилось три года. Но ты ничего не желала слышать. Мы водили тебя к психиатрам и пытались выяснить, как быть. Все это очень сложно и тяжело объяснять, но любые попытки так травмировали тебя, тебе было настолько трудно, что мы приняли решение прекратить их. Видимо, обстоятельства оказались настолько… из ряда вон выходящими, что для тебя было лучше считать нас своими биологическими родителями – по крайней мере тогда. Обычно так не делают, но наше решение обрадовало тебя, ты почувствовала себя гораздо увереннее, а все остальное для нас не имело значения. Поскольку мы и так считали тебя своей родной биологической дочерью.

– Значит, я не больна?

Папа теряется.

– А ты себя плохо чувствуешь?

– Я думала, меня привезли сюда, чтобы исполнить желание из моего списка желаний. Кстати, эти поездки к врачам я немного помню. Как я в тот раз и сказала. Но я думала, что у меня какое-то наследственное заболевание и что мы здесь, потому что я скоро умру.

– Ох, дорогая… – говорит мама.

Я вижу, что она намерена придвинуться ко мне, резко отстраняюсь, и она замирает.

– Ты наша дочь, – уверяет она. – Наша драгоценная, чудесная девочка. Пожалуйста, прости меня. Все это мы сделали только потому, что любим тебя.

– Вы врали. Всю мою жизнь. С тех пор как я себя помню, вы врали мне. В удочерении нет ничего особенного, но не в том случае, когда никто даже не удосужился рассказать тебе правду.

Видеть их не могу. Я в огне. Они не понимают, но меня уже нет. Я все еще здесь, в этом теле, и все-таки меня нет. Все, что я про себя думала, оказалось неправдой. Все-все. Никогда не испытывала таких ощущений. Я знала, что у меня есть темная сторона, я дала ей имя, и сейчас она во мне. Сейчас она – это я. Раньше я отталкивала ее, потому что не хотела быть такой, но теперь с радостью принимаю.

СДЕЛАЙ ИМ БОЛЬНО, советует Бэлла.

Я даже не пытаюсь вытеснить ее. Не хватаюсь за испытанную мантру про Вселенную.

Как?

ДА ЛЕГКО. СМОТРИ. ВОН У НЕГО БУТЫЛКА, СОВСЕМ РЯДОМ.

Меня всю трясет. Стискиваю зубы. Надо убраться подальше от этих людей.

Нельзя причинять им боль. Это не поможет.

ЕЩЕ КАК ПОМОЖЕТ.