– Мне очень жаль, мама. Но я не могу. Я уже обещал папе.
В голосе Джереми слышится страдание.
– Хм… Как будто обещания что-то значат для этого человека, – фыркает Александра. – Ну, поскольку ты явно предпочитаешь его компанию моей…
И она резко разворачивается и уходит. Мы все, слегка ошеломленные, смотрим ей вслед.
Через мгновение Джереми приходит в себя:
– Отец тоже считает, что я должен попрактиковаться в даче показаний. Есть ли возможность, чтобы мы как-нибудь сделали это завтра?
Зора качает головой.
– Извините, но я не смогу: у меня на завтра уже есть кое-какая договоренность, – заявляет она.
– Я тоже занята, – говорит Барбара. – А как насчет тебя, Сэди?
Я думаю о Робин, но потом подавляю свое первоначальное желание отказаться. Я что-нибудь придумаю с Робин. К тому же это не займет много времени.
– Конечно, – говорю я. – Я смогу уделить вам пару часов после обеда. Мы можем встретиться в адвокатской конторе.
– Да. Спасибо, – отвечает Джереми. – Давайте обменяемся номерами телефонов и завтра утром уже обговорим точное время встречи.
Зора и Барбара улыбаются мне, довольные тем, что я взяла на себя решение этого вопроса. И я не хочу их разочаровывать.
Я записываю в свой телефон номер Джереми под его диктовку и посылаю ему сообщение в виде смайлика, чтобы у него отобразился мой номер. После чего мы все прощаемся и расходимся.
43
Я сижу с закрытыми глазами в вагоне метро, пытаясь объяснить себе самой свои страхи и хоть как-то их упорядочить. По крайней мере, с Робин все хорошо, и это, в принципе, самое главное. Но может, я подвергаю ее жизнь и здоровье опасности, посылая учиться в эту школу? Одно происшествие, угрожающее жизни ребенка, можно считать несчастным случаем, но два?
Поезд останавливается на какой-то станции, и я, приняв неожиданное решение, быстро встаю и выхожу из вагона. Я пересаживаюсь на другую ветку метро и направляюсь в место, которое не входит в список моих обычных пунктов назначения. Выйдя из вагона, я пишу сообщение Николь: «Я хочу навестить Дейзи. Как ты думаешь, это нормально?»
Ее ответ приходит почти сразу же: «Да, конечно, сходи. Она на седьмом этаже в палате номер двадцать. Уверена, Джулия будет рада тебя видеть».
Мои шаги замедляются, когда я приближаюсь к больнице, серый бетон этого здания мрачно нависает надо мной. В панике я почти что разворачиваюсь и ухожу оттуда прочь, но потом усилием воли все-таки останавливаю себя. Действительно, у меня все очень хорошо, поэтому я запросто могу убежать от страданий, избавиться от неприятных эмоций, спрятаться от той жуткой реальности, с которой Джулии приходится иметь дело ради своей дочери. Но так нельзя себя вести. Я стискиваю зубы и вхожу в здание через главный вход, а затем поднимаюсь на седьмой этаж.
Здесь находится частное отделение больницы, приемная расположена сразу же за дверями. Я вхожу и спрашиваю у кого-то из медперсонала, куда мне идти. Мне указывают нужное направление. Я пытаюсь пояснить, к кому я пришла, но служащий в приемной не любопытствует и ни о чем не спрашивает, а только улыбается и кивает. Все в порядке, не волнуйтесь – именно такое сообщение он посылает посетителям всем своим видом и вскоре поворачивается обратно к компьютеру за стойкой.
Я подхожу к нужной палате, делаю глубокий вдох и стучу в дверь. Ответа нет. Дверь приоткрыта, и я беззвучно толкаю ее. В комнате темно, и я медленно прохожу через маленький коридорчик в саму палату. Рядом с кроватью горит тусклый ночник, жалюзи на окне в дальнем конце комнаты плотно закрыты. Единственный источник света в палате – это мигание лампочек на табло приборов, которые, как я догадываюсь, поддерживают жизнь Дейзи. Теперь я стою рядом с кроватью и вижу маленькую фигурку, закутанную в одеяло. Рядом с кроватью сидит женщина, склонив голову и раскинув руки поверх одеяла. Это Джулия.
– Привет, – говорю я тихим мягким голосом.
Нет никакой реакции.
– Привет, – снова говорю я, на этот раз громче.
По-прежнему ничего. Я обхожу кровать, где сидит Джулия, и кладу руку ей на плечо, сначала нежно, потом крепче, хотя она все равно никак не реагирует. Наконец, когда я уже думала, что это все бесполезно, она поворачивает ко мне свое осунувшееся лицо.
– Сэди, – говорит она голосом, который доносится как будто откуда-то издалека. – Сэди.
– Я хотела проведать Дейзи. Можно?
– Да, конечно. Вот, – говорит Джулия. – Можешь посмотреть на нее.
Я смотрю на кровать. Саму Дейзи практически не видно. Каждая часть ее тела, не прикрытая одеялом, подключена к специальной медицинской аппаратуре. Ее лицо закрыто пластиковой дыхательной маской, а из рядом стоящего аппарата доносится ритмичный звук.
– С ней все будет в порядке? – спрашиваю я, слова вырываются наружу прежде, чем я успеваю их остановить.
Выражение лица Джулии меняется. Теперь на нем отражается что-то, что может быть страхом за Дейзи или может быть гневом на мою неуклюжесть. Она отворачивается и снова смотрит на дочь.
– Не знаю, – отвечает она, – действительно не знаю.