Я пишу ей ответное сообщение с благодарностью и собираю свои вещи. Здание суда закрывается на вечер. Коридоры уже опустели, остался лишь слабый запах тушеного мяса, которое подавали в буфете на обед. Я витаю в своих мыслях, размышляя о Робин. Я очень надеюсь, что сегодня ее день прошел значительно лучше, чем обычно, и что у нее наконец появятся здесь новые друзья. В этот момент кто-то сзади берет меня за руку. У меня сердце ушло в пятки. Мужской голос говорит:
– Сэди.
Не могу сказать, что я узнаю его.
– Сэди, – повторяет он.
Я медленно поворачиваюсь назад. Прядь волос упала мне на глаза, и я не сразу поняла, что передо мной стоит Джереми. И хотя мне следовало бы выдохнуть с облегчением, но страх, который я только что испытала, еще до конца не прошел. Я убираю назад выбившуюся прядь волос и делаю глубокий вдох:
– Господи, вы до смерти напугали меня.
– Ой, простите, пожалуйста, – извиняется он, пятясь назад. – Правда, простите. Я не хотел вас пугать.
Я смеюсь. Теперь, когда страх полностью прошел, я ощущаю небольшую неловкость.
– Я бы хотел поговорить с вами, – говорит он. – Мне нужно знать, как, по-вашему, прошел сегодняшний день.
– Барбара была бы счастлива пообщаться на этот счет с вами. Или Зора, – отвечаю я.
– Я знаю, – говорит он и замолкает на мгновение, нервно смеется. – Честно говоря, Барбара немного пугает меня. Я не люблю задавать ей вопросы. Мне всегда кажется, она думает, что временами я веду себя глупо. Кроме того, я опасаюсь, что все, о чем бы я ее ни спросил, она непременно передаст моему отцу.
Я улыбаюсь:
– Барбара, конечно, дама весьма солидная и может внушать легкий трепет. Но она ответит на любой вопрос и уж точно не станет уличать кого-то в глупости. А про соблюдение конфиденциальности любой информации, полученной от клиента, и говорить нечего. Это часть профессиональной этики. – Последние слова я говорю, уже двигаясь по направлению к выходу из здания.
Плечи Джереми поникли.
– Да. Наверное, мне следует спросить ее, – соглашается он, и жизнерадостные нотки сразу же исчезают из его голоса. – Хотя это очень непросто. Она – очень квалифицированный юрист и ведет себя безупречно. И полагаю, она считает меня полным кретином, раз я оказался замешан в такой глупой ситуации.
– Уверена, что ничего подобного она о вас не думает, – говорю я. – Просто вы сейчас находитесь в очень сильном стрессе, вот и накручиваете себя на самое худшее… Но, по крайней мере, слушания уже начались. Это лучше, чем все это невыносимое ожидание. Во всяком случае, я так полагаю.
– Так и есть, – говорит он. – Я просто хочу, чтобы все это не только началось, но и поскорее закончилось. И, честно говоря, меня уже не так сильно заботит результат.
Мы выходим из здания суда и спускаемся по ступенькам. Я размышляю, не предложить ли ему пойти что-нибудь выпить. Я даже уже представляю себе, что это будет за вечерок – сначала болтовня о его уголовном деле и вступительных экзаменах Робин, а потом перейдем к обсуждению его отца и моей матери и к горьким жалобам на то, как невыносимо тяжело жить с такими родителями. У Джереми, похоже, та же судьба, что была в свое время и у меня – быть главным разочарованием в своей семье.
Я так размечталась, что почти что ощущаю вкус вина на своих губах, которое мы уже вовсю попиваем в моем воображении, – бутылочка приличного бордо за наши товарищеские отношения двух братьев по несчастью. Но я сдерживаю свои фантазии.
– Мне нужно идти, – говорю я. – Я должна забрать свою дочь.
Даже в наступающих сумерках я вижу, как увядает его улыбка.
– Да, конечно, – соглашается он. – Уже действительно поздно.
– Да, так и есть. По крайней мере, поблизости не видно репортеров, а это означает, что пресса пока что отстала от нашего дела. И это уже хорошо.
Он кивает:
– Да, слава Богу. И сегодня утром их тоже не было видно в зале суда.
– Не очень-то расслабляйтесь по этому поводу, – говорю я. – На слушании был репортер из «Ассоциации журналистов». Барбара сегодня показывала мне его. Поэтому, пресса обязательно будет освещать это дело, причем во всех пикантных подробностях, можете даже не сомневаться в этом.
– Да, я знаю, – печально вздыхает Джереми. – По крайней мере, они не преследуют меня до дома… Пока что не преследуют. Все могло быть гораздо хуже.
– Да, точно. В любом случае, мне надо идти. Увидимся завтра. Не забудьте, слушание назначено на десять, не на девять тридцать, как сегодня. Хотя чем раньше вы туда придете, тем больше шансов избежать общения с прессой.
– Верно, – говорит он.
Я уже собираюсь уходить, как вдруг он бросается ко мне и обнимает, прижимаясь щекой к моей шее, кожа к коже. Но я не обмякаю от счастья в его объятиях, а судорожно соображаю, что мне делать. Потом я протягиваю руку назад и крепким дружеским жестом похлопываю его по спине – один, два, три раза, пока он не отпускает меня. Затем я отступаю назад, подняв одну руку, словно в знак приветствия, и быстрым шагом удаляюсь за угол к метро.