– То есть его отец может поведать всему миру, как это выглядело со стороны его сына, а я не могу рассказать, как это выглядело с нашей? Он же убедит всех, что жертва тут – Сто-пятнадцать.
– Не обязательно, – качает головой мисс Офра. – Иногда такие интервью имеют для полиции неприятные последствия. И потом, суд общественности здесь роли не играет. Все решит большая коллегия присяжных. Если они рассудят, что доказательств достаточно, – а я надеюсь, что так оно и будет, – то офицеру Крузу выдвинут обвинения. А потом его будут судить.
– Если, – повторяю я.
В комнате повисает неловкая тишина. Голос Сто-пятнадцать – его отец, а голос Халиля – я. Люди узнают его версию случившегося, только если я о ней расскажу.
Я смотрю в окошко, как в автомойке по соседству чистят машину. Из шланга льется вода, и солнечный свет окрашивает ее радугой, как это было шесть лет назад, незадолго до того как пуля отняла у Наташи жизнь.
Я поворачиваюсь к мисс Офре.
– Когда мне было десять, у меня на глазах убили мою лучшую подругу.
Забавно, как легко теперь произносить слово
– Ох… – выдыхает мисс Офра, откинувшись на спинку кресла. – Я не… Мне очень жаль, Старр.
Опустив взгляд, я тереблю свои пальцы. Глаза застилают слезы.
– Я пыталась об этом забыть, но до сих пор все помню. Выстрелы, выражение Наташиного лица. Полиция так и не выяснила, кто это сделал. Наверное, им было все равно… И все-таки это важно.
Мисс Офра моргает. Часто.
– Конечно, я… – Она прочищает горло. – Я хочу представлять твои интересы, Старр. Причем безвозмездно.
Мама кивает, и ее глаза тоже наполняются слезами.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы тебя услышали. Потому что не только Халиль и Наташа важны, но и ты тоже. Ты и твой голос. Для начала я организую тебе интервью на телевидении. – Мисс Офра переводит взгляд на моих родителей. – Если вы, конечно, не против.
– Если ее личность останется в секрете, то не против, – говорит папа.
– С этим проблем быть не должно, – кивает мисс Офра. – Мы сделаем все, чтобы ее защитить.
Со стороны папы доносится тихое жужжание. Он достает телефон и отвечает. Человек на другом конце что-то кричит, но слов не разобрать.
– Эй, Ванте, успокойся. Повторить можешь? – Выслушав ответ, папа тут же поднимается на ноги. – Уже иду. Скорую вызвал?
– Что случилось? – спрашивает мама.
Он жестом зовет нас за собой.
– Оставайся с ним, ладно? Мы уже едем.
Тринадцать
Левый глаз мистера Льюиса распух так, что не открывается, на рубашку из раны на щеке капает кровь, однако он отказывается идти в больницу.
Папин кабинет превратился в приемную врача: мама склонилась над пострадавшим, а папа ей помогает. Я наблюдаю за ними, стоя в дверях, а Деванте ушел в торговый зал.
– Повалить меня смогли только впятером, – фыркает мистер Льюис. – Впятером! Пять молодчиков на одного старика. Представляете?
– Представляем и не понимаем, как вы вообще остались в живых, – замечаю я. Короли стукачей не бьют, а сразу отправляют в могилу.
Мама наклоняет голову мистера Льюиса и осматривает порез у него на щеке.
– Старр права. Вам очень повезло, мистер Льюис. Даже швы не нужны.
– Этот мне сам Кинг оставил, – гордо объясняет он. – Не осмеливался подойти, пока остальные меня не повалили. Треклятый уродец, как две капли мишленовский толстяк[83]
.Я усмехаюсь.
– Это не смешно, – хмурится папа. – Я же говорил, что они за вами придут.
– А я тебе говорил, что ни черта их не боюсь! И уж тем более если это все, на что они способны!
– Нет, это далеко не все. Вас могли прикончить.
– Они не меня убить хотят! – Мистер Льюис тычет своим толстым пальцем в мою сторону, но смотрит мимо, на Деванте. – Лучше за него переживай! Я упрятал его до того, как они приперлись, но Кинг разнюхал, что ты ему помогаешь, и если найдет его, то убьет на месте.
Деванте, округлив глаза, пятится. Однако в следующий миг папа подскакивает к нему и, схватив за шею, прижимает к холодильнику.
– Что ты, мать твою, наделал?
Деванте брыкается и извивается, пытаясь ослабить папину хватку.
– Пап, хватит!
– Помолчи! – Он не сводит глаз с Деванте. – Я привел тебя в свой дом, а ты мне врешь? Кинг не стал бы убивать тебя просто так. Что ты натворил?
– Мэв-рик! – цедит мама. – Отпусти его. Пока ты его душишь, он ничего рассказать не сможет.
Папа убирает руки, и Деванте, согнувшись пополам, жадно глотает воздух.
– Не смейте ко мне прикасаться! – выплевывает он.
– А то что? – мрачно усмехается папа. – Давай лучше выкладывай.
– Блин, мужик, да ничего такого… Просто у Кинга поехала крыша.
Мне в это не верится.
– Что ты сделал? – спрашиваю я.
Деванте сползает на пол, силясь восстановить дыхание. Несколько секунд он очень быстро моргает, потом морщится и вдруг заливается слезами, как ребенок.
Я не знаю, что еще делать, поэтому сажусь перед ним на корточки. Когда Халиль плакал из-за мамы, я приподнимала его голову. А потом поднимаю и голову Деванте.
– Все нормально, – говорю я.