Читаем Вся жизнь на фото полностью

— Я не знаю, вроде надо, а вроде страшно. Хоть с Даней я давно дружу, поэтому думаю он просто поблагодарит и всё. Только зачем идти на реку? — ответила я.

— Ну, не знаю. Может мне с тобой пойти?

— Не надо, я сама. Телефон с собой, поэтому я позвоню. Хорошо?

— Точно одна пойдёшь?

— Ага. Не переживай.

Положив конверт на стол, я пошла собираться, ведь до двух оставалось меньше часа. Вскоре направившись к месту назначения, я долго думала, зачем же нужно встретиться на речке, тем более в таком тихом месте. Там практически никто не бывает, так как купаться там небезопасно из-за обрыва. Но я шла и готовилась к произошедшему. Через пару минут я начала подходить к реке и увидела Даню, сидящего на скамейке. Дул небольшой ветерок, солнце пекло, бабочки летали и слышались голоса ребят, плескавшихся в воде неподалёку.

— Привет! — сказал Даня, увидев меня. — Садись.

Я присела подальше от него. Смотреть не стала, так как побаивалась.

Мы молчали минуту и тут тихонько Даня сказал:

— Спасибо, что натренировала меня. Если бы не ты, то было бы хуже.

— Не за что, — ответила я, смотря на реку.

— Красиво здесь, и никто не мешает. Я часто прихожу сюда, здесь приходит вдохновение.

— Да, красиво.

— А у тебя есть место, где ты вдохновляешься?

Я было неожиданно получить такой вопрос, но я ответила на него:

— У меня часто приходит вдохновение в моём саду. Я ложусь в гамак и слушаю птиц.

— Круто! Да кстати, это тебе.

Он протянул букет ромашек, а ромашки мои любимые цветы. Тут я не удержалась, поглядела на его лицо. На нём была красивая улыбка, карие глаза, волосы, чем-то похожие на папины. Я с осторожностью взяла цветы и произнесла:

— Спасибо. Только, где ты их взял?

— Я в поле сорвал, ты же любишь ромашки.

Тут мне стало не понятно, откуда он знает. Кто ему сказал? Папа?

— Откуда ты знаешь?

— Ну я вдруг вспомнил, что ты что-то говорила про ромашки. Вот и подумал, что они тебе нравятся.

— Угадал.

— Ты очень интересная девушка, не похожа на других.

— В смысле?

— Ну, красивая, умная, добрая, отзывчивая. Таких мало. А ещё ты красиво играешь на скрипке.

— К чему ты это ведёшь?

Он немного удивился, а я поняла, к чему он клонит. Ещё один, который будет клясться в своей любви. Поняв, что надо уходить, я хотела закончить наш разговор.

— Ох, Настя. Я знаю, что ты не хочешь говорить о том, что произошло с тобой в новой школе. Но я всё узнал.

— Зачем?

— Потому что переживал за тебя. То, что произошло, подло и мерзко.

Но не переживай, здесь его не будет, я обещаю.

— Откуда ты знаешь?

— Было нелегко это узнать.

— Папа сказал?

— Нет.

— А кто?

— Олеся. Твоя подруга.

— Вот болтушка.

— Она тоже не с первого раз сказала, но у меня получилось выведать информацию.

— Понятно.

Вдруг он положил руку на моё плечо. Я так возмутилась и сняла аккуратно руку.

— Не надо так делать. Прости, мне надо идти, — сказала я.

— Стой! Не уходи. Посиди, пожалуйста, 10 минут.

Я говорила себе, что уходи, не оставайся здесь, а сердце велело остаться. Послушав сердце, я села вновь на лавку. Он достал гитару, что было неожиданно, встал напротив меня и сказал:

— Я хочу исполнить тебе эту песню. Послушай, пожалуйста, и я надеюсь, что ты поймёшь, что тебе хочу сказать.

Ох, только не это. Мне хватило одной песни несколько месяцев назад, а тут ещё одна. Держа букет в руках, я смотрела на него и слушала музыкальное произведение. Даня хорошо поёт, у него абсолютный слух, как у меня, поэтому можно было ожидать чего-то интересного. Он начал петь песню “Если бы ты знала”. Я недавно занесла тогда эту песню в свой плейлист. Даниил играл её только на гитаре, больше инструментов не было. И я почувствовала какое-то странное чувство, как будто он пытался открыть двери моего сердца и проникнуть в него. Неужели Даня влюбился в меня? А можно ли ему доверять?

Когда наша группа образовалась, мы часто работали вместе. Гуляли, общались, иногда помогали друг другу с уроками. Узнав, что я нашла себе парня, он расстроился, но принял это. Тогда мне показалось странным, а сейчас понимаю, вот он рядом со мной. На наших уроках Даня старался мне угодить, и видимо, сам находил про меня информацию, чтобы я выслушала его. Бельский не навязывался и, когда понимал, что лезет не в своё дело, переключал разговор.

Его музыка лилась и, на последнем припеве я посмотрела на него. Волосы слегка распушились, его глаза старались что-то уловить, а улыбка была такой яркой, что я также улыбнулась. Когда песня кончилась, я похлопала ему, и он сел рядом.

— Очень красивая песня. Долго ты над ней сидел? — спросила я.

— Это неважно, главное, что тебе понравилась, — ответил Даня радостно.

— Я сначала не догадывалась, но теперь всё поняла. И почему не увидела этого раньше?

— Может потому, что… я не сказал тебе об этом раньше.

— Ты давно в меня влюблён?

— Да… Когда ты меня защитила перед ребятами во время образования нашей группы, я увидел, какая ты, и понял, что не ошибся.

— Ты думаешь, что я соглашусь на твоё предложение?

С его лица пропала улыбка, он немного расстроился.

— Я надеюсь, но пойму, если ты откажешь.

— Это был риторический вопрос.

— Так значит да?

— Угу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное