Читаем Вся жизнь на фото полностью

Девушка посмотрела на фотографию и тяжело вздохнула.

— Расскажешь, что произошло тогда? — спросил тихонько Тимофей.

— До сих пор больно это вспоминать, но мне говорили, если расскажешь, то будет легче…

“Ох, это было в конце 2018 года. Декабрь. Я решила пойти покататься на одно озеро вместе со своей подругой Кристиной. Ничего не предвещало беды, мы спокойно катались, веселись, делали лёгкие элементы. И тут мне пришла в голову мысль: прыгнуть двойной аксель. Я его дома тренировала, а на льду нет.

— Слушай, Кристина, я дома разучила новый прыжок: двойной аксель. Хочешь покажу? — спросила я.

— А это не опасно? — ответила Кристина.

— Нет, ты что. Если я упаду, то будет не очень больно, у меня наколенники и налокотники. Не переживай.

— Ну а всё-таки. Это опасно. А вдруг ты себе что-нибудь сломаешь?

— Ох, хоть и я не люблю риск, но без него никак. Так что давай.

Я пошла разгоняться и вот поставила ногу, сделала выброс и …, не докрутив, упала на лёд прямо на спину.

— Насть, ты цела? Насть? — спросила меня подруга.

Я лежала на льду и не шевелилась.

— Насть, очнись! Я же говорила тебе, не прыгай!

Но я всё лежала с закрытыми глазами.

Кристина позвонила бабушке с дедушкой и в скорую. Меня увезли в больницу. Перед больницей бабушка позвонила папе:

— Алло, Саш. Срочно приезжай! Настя в больнице!

— Что?! Что произошло? — спросил папа.

— Упала на льду. Мы сейчас едем в пятую больницу.

— Хорошо, буду.

Через 30 минут папа был в больнице. На местах ожидания сидела бабушка и дедушка, а также Кристина. Бабушка сидела, ревела, а дедушка просто сидел в помрачённом состоянии. Кристина пыталась успокоить бабушку, но безуспешно.

— Я здесь! Я здесь. Всё будет хорошо, — сказал папа, сев на корточки перед бабушкой.

— Я не уследила за ней, не надо было соглашаться, — сказала тихонько Кристина.

— Не переживай, Кристина. Настю бывает просто так не остановить.

— Как только я пустил её одну. Предчувствие было, что не надо было её отпускать, — ответил грустным голосом дедушка.

Папа держал за руки бабушку. Он сам был в каком-то шоке, и очень сильно переживал за меня. Все четверо сидели и ждали результатов. Прошёл где-то час, Кристина уехала домой, потому что родители за неё беспокоились, а семья Рыбаковых всё ещё ждала… Вскоре вышел один из хирургов. Папа резко вскочил и подошёл к нему. Его сердце готово было выпрыгнуть от волнения. Мужчина снял маску.

— Девочка будет жить, вот только … ходить не будет. Она сломала пару позвонков. Мы пытались сделать всё возможное, — сказал он.

Папа был сильно потрясён этой новостью. Он не мог даже что-то сказать. Бабушка и дедушка смотрели на врача. Собравшись силами, папа смог спросить:

— Что мы можем сделать?

Хирург объяснил, что мне придётся полежать в больнице, сделать её одну операцию.

Прошёл где-то месяц, меня забрали домой на некоторое время. Я должна была через пару недель съездить в санаторий для восстановления.

Я лежала в комнате и не чувствовала ноги. Это было самое страшное время. Боялась, что всё, конец всем моим мечтам. Мне не хотелось никого видеть, лечиться и вставать на ноги тоже. Знала, что всё это бесполезно. Буду вечно ездить в коляске.

Солнце светило в комнату, был слышен детский смех. Мне хотелось выбежать, поиграть в снежки или слепить снеговика, но я не могла, ноги не давали. Меня, как будто, приковали к кровати большими тяжёлыми оковами. Папа старался поддержать меня, но было безуспешно: я его не слушала и отворачивалась к стене. Один раз после Нового года, мы с ним крупно поссорились. Я сказала ему, что не хочу его видеть, что его слова пустые, что мне всё равно ничего не поможет. У него тогда был запланирован спектакль, который он сам сочинил и играл там главную роль. Сильно потрясённый он со всей силы закрыл входную дверь и несколько месяцев не появлялся. У него была своя квартира в Витебске, но там он редко появлялся, так как часто ездил на гастроли, поэтому я жила у бабушки с дедушкой. Мне было всё равно, даже то, что папа разнервничался и не мог уснуть без таблеток. Я потеряла всю надежду на то, что я встану, так как врачи говорили одно и тоже: не встанет, только если произойдёт чудо.

Наступило лето. Каникулы. Бабушка вывозила меня в сад, подышать свежим воздухом. Я уже смирилась со своим диагнозом. Как-то старалась продолжать жить дальше: играла на скрипке, на фортепиано, училась и т. п. Друзья приходили ко мне, поддерживали. Но сердце моё было опечалено тем, что отец не звонил и не писал больше недели. Каждый день я спрашивала дедушку с бабушкой о любой весточке. Ничего, совершенно ничего. Я знала, что совершила ошибку, но сделать ничего не могла.

Однажды я снова гуляла в саду. Было уже тепло, сухо. Повсюду пахло цветами, появлялись первые ягоды. Я каталась и иногда срывала первую клубнику. Было так хорошо и спокойно. Вдруг меня кто-то окликнул. Голос был слишком знакомым. Я повернулась и увидела того, кого ждала так долго.

— Папа? — спросила я тихонько.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное