– Ну смотрите… – Элисон досадливо поморщилась. – Я знаю, как неприятно получать отрицательную обратную связь, но здесь важно сосредоточиться на будущем, на вашем личном и профессиональном росте. Что нас на самом деле волнует – это вы.
Айрис едва сдержала истерический хохот, но скрыть кривую недоверчивую улыбку не смогла.
– Возможно, вам не хватает самоуверенности, – предположила Элисон. – Я понимаю, каково вам, мы обе женщины.
– Да, правда, женщины.
– Надо появляться на совещании и быть… –
– Вот так? – Айрис ударила кулаками по столу. –
– Я не имею в виду в буквальном смысле. Важна ваша манера говорить, манера двигаться, манера излагать свои мысли.
– То есть особенности моего характера.
– Именно! Вы меня поняли.
– Хорошо. – Айрис стало скучно. Они попросту убивали время, играя отведенные им роли, будто плохие актеры, произносящие свои реплики слишком быстро, не стараясь быть убедительными, – скорей бы уйти со сцены и отправиться домой. Неважно, хорошо ты работаешь или плохо. Неважно, изменишься ты или нет. Главное – не выходить из роли и знать свое место. Кивать, улыбаться, обещать больше стараться, благодарить за предоставленную возможность – всегда и за все благодарить.
– Замечательно! – сказала Элисон. – Думаю отправить вас на курсы подготовки лидеров. Знаю одно хорошее место. Сама там училась. Как вам идея?
– Кажется, это прекрасная возможность, – сказала она ровным голосом. – Спасибо, Элисон, это было бы превосходно.
Их улыбки уже стали походить на гримасы.
– Ну, тогда вернемся к работе! – Элисон взяла свой айпад.
Обе встали. Айрис была сантиметров на десять выше ростом. Ее взгляд упал на макушку Элисон, расчерченную полосками обесцвеченных прядей. Будь на дворе каменный век, Айрис могла бы повалить ее и задушить, ведь она была крупнее и сильнее. Но каменный век остался в прошлом, а сейчас действовали другие правила. У Элисон имелось единственно значимое превосходство: она верила в себя. Они покинули комнату и разошлись в разные стороны. Направляясь к своему рабочему месту, Айрис слышала, как Элисон с грацией коровы поскакала по коридору на следующую встречу. И тут вдруг:
– Боже мой! – подавив смех, воскликнула Айрис. – С вами все в порядке? – Едва не поперхнувшись последним словом, она с усилием сжала губы.
– Да, да, конечно. – Элисон, порозовев от смущения, поднялась и решительно потопала прочь.
Как только она отошла на достаточное расстояние, Айрис разразилась хохотом. Ее лицо смялось, как бумага. Своим первозданным отчаянием этот смех больше походил на плач. Она рыдала от счастья при виде Элисон, распростертой на полу. Слезы струились по лицу ручьями, капая на грудь, затекая под блузку. Уже сев за стол, она подняла руку, намереваясь окликнуть Эдди, но не смогла. В конце концов, подчинившись порыву, она упала лицом на стол и нахохоталась вдоволь.
– С тобой все… в порядке? – спросил Эдди.
Она сделала еще одну попытку заговорить, но выдавила лишь:
– Не могу.
– Что, все прошло так хорошо?
– Нет, нет, не хорошо.
Она продолжала трястись, как в истерике, – еще чуть-чуть, и ее хватит удар. Ей хотелось пересматривать ту сцену снова и снова, как в закольцованном видеоклипе.
– Я так рада, что сейчас умру.
Когда ее отпустило, Айрис несколько часов просидела, уставившись в экран компьютера. Она выполнила все запланированные на день задания, отметив галочкой каждый пункт, и ответила на все письма, но поминутно заставляла себя сосредоточиться. Опять пришло сообщение из обувного магазина. Тема письма: «Мы соскучились». «Нет, не соскучились», – подумала она, в очередной раз отписываясь от них.
К концу дня все собрались на кухне, чтобы спеть «С днем рожденья» парню из бухгалтерии. Парень из-за лысины все время, даже летом, ходил в вязаной шапочке. Айрис попробовала три разных торта, поболтала кое с кем о том о сем и, чувствуя подступающую тошноту, вернулась на свое место. Она смотрела в окно на ясное голубое небо и на идущих по улице людей, слушала нестройный хор чаек – как далеко от моря они забрались – и гулкий рокот стройки. Она взглянула на потолок и подумала – наверное, в сотый раз за одну неделю, – что определенно могла бы повеситься прямо тут, на люстре. Что бы они сказали, обнаружив мой труп?