Всё, чего ты хотела

Поднимаясь на второй этаж, Айрис чувствовала, как в жилах леденеет кровь. Она даже потерла руки, стараясь избавиться от этого ощущения. Отражение в зеркале показывало ей прежнюю Айрис. Она закончила макияж: золотые тени, черная тушь, бальзам для губ и дешевые сладкие духи.

– Я в порядке, я в порядке, все в порядке, у нас у всех все нормально, – шептала она, глядя в зеркало и легонько похлопывая себя по щекам. – Правда же? Да, конечно.

Она улыбнулась своему отражению и почти поверила своим словам.

На вечеринке Айрис в чужой спальне позволила мальчику залезть себе под юбку. Не просто мальчику – это был Джеймс, бойфренд ее подруги Бет. Самой Бет на вечеринке не было. Когда-то они с Айрис очень дружили, но с годами взаимная симпатия куда-то испарилась. Бет стала одной из тех девчонок, которые постоянно отпускают мелкие колкости и делают это так элегантно и тонко, что их невозможно даже упрекнуть в недобрых намерениях. Все жутко ее боялись.

Весь вечер Джеймс заигрывал с Айрис и то и дело подливал водки с колой в бокал, который она поминутно осушала, пока новость про Роберта Коэна не угасла в сознании – по крайней мере, на время. А потом у них с Джеймсом был секс. Неуклюжий и почти неприятный. Единственное, что она почувствовала, это сильный до дрожи страх в душе, который прорезался сквозь водку и почти отрезвил ее. Она никогда не считала себя способной на такой ужасный поступок. Он даже не был симпатичным. Она не знала, зачем это сделала. В итоге обоим сделалось неловко.

Несколько дней спустя Айрис получила сообщение с анонимного номера: сделанный с близкого расстояния ее снимок во время утех с Джеймсом. Она не видела, как он это сделал. Глаза ее почти все время были закрыты. Фото разлетелось. Его увидели все. И посыпались новые сообщения, со знакомых и незнакомых номеров.

КОЭН ТЫ ЧЕРТОВА ШЛЮХА

Займись этим со мной!

Понравилось небось шалава:)

В школьном коридоре Бет выкрикнула в ее сторону: «Подстилка!» – вокруг нее сгрудились смеющиеся подруги. Все так радовались. Это их по-настоящему сближало. Айрис убежала в туалет и плакала в кабинке, кусая руку, чтобы не разрыдаться в голос.

– М-м-м, как вкусно, – говорил Смог, слизывая одну за другой ее слезинки.

Так продолжалось несколько недель. Сообщения. Смог. Поздние звонки на мобильник – иногда в трубке молчали, иногда оттуда раздавалось девчачье хихиканье, но в основном это были парни, чьих голосов она не узнавала.

– Скольких сегодня ублажила? Ха-ха-ха.

– Коэн любит секс, Коэн любит секс, Коэн любит секс, – как на футболе, скандировали чьи-то голоса.

– Чертова маленькая потаскушка.

– Не собираешься свести счеты с жизнью?

Ее номер передавали из рук в руки. Все знали, что она гнилая, даже те, с кем она и знакома-то не была. Лежа в постели и сжимая в руках мобильник, она в темноте перечитывала сообщения, ждала наказания и почти не спала. Ночью она становилась центром вселенной. Днем, в школе, она была привидением, которое замечали одни учителя.

* * *

Дело было поздно ночью в среду. Все спали: мама, Джек и малышка Мона. Айрис прокралась в ванную и стала рыскать по шкафчикам. Элеанор нравилось закупать все впрок. Айрис высыпала на стойку таблетки – десятки таблеток – и проглотила их, запив стаканом воды и чуть не подавившись. О записке она не подумала. Вернулась к комнату, легла обратно в постель и стала ждать, пока Смог не заберет ее к себе.

– Роберт Коэн, чертов придурок, – шептала она. – Я иду к тебе.

Два часа спустя она проснулась – ее рвало. Не сработало. В туалете ее вывернуло еще раз, потом она надела другую пижаму и уснула. Утром она проснулась с красным воспаленным лицом.

– Наверное, желудочный грипп, – сказала мама. – Ложись в постель, я позвоню в школу.

После своего рассказа о Роберте Коэне Элеанор его больше не вспоминала и больше никогда о нем не говорила – по крайней мере, вслух. Иногда она смотрела на Айрис, особенно когда они были вдвоем, и в ее голубых глазах появлялась печаль. Айрис считывала это выражение как «сожалею, что отец убил себя», хотя оно могло означать нечто совершенно другое.

– Да, – согласилась Айрис. – У нас в школе грипп.

И никому ничего не сказала. Пока два года спустя не встретила Эди – и даже тогда об этом никто, кроме Эди, не узнал.

Так было лучше. Мама бы с этим не справилась. Джек отправил бы ее в психушку. Узнали бы в школе. Ей бы ни за что не удалось замять эту историю. Чокнутая Коэн. Прослыть шалавой – и так хуже некуда, а тут еще…

Ближе к вечеру она прокралась в комнату Моны и в сумерках смотрела, как спит сестра. Шторы были задернуты. Закрытые веки Моны отливали фиолетовым. Пухлое и чистое личико, нежное и новое. В своей радужно-полосатой пижамке и розовых носочках она дышала глубоко и ровно. Потрясающе, как у такой крохи работает инстинкт дышать, жить, развиваться. Наверное, когда-то я тоже была такой.

– Мона, я идиотка, – прошептала она. – Прости меня, пожалуйста.

Дыхание ребенка участилось, ресницы дрогнули. Слышала ли она сестру? Нет, ей просто что-то снилось.