Всё, чего ты хотела

– Okaasan! – завизжала Норма. – Твоя прическа! – От изумления она даже приоткрыла ротик.

– Стелла меня постригла. Красиво, правда?

– Не-е-ет! – По ее щекам текли обильные слезы. – Мне совсем не нравится!

– Ну, солнышко, ну что ты.

Сотрясаясь в рыданиях и не в состоянии больше говорить, Норма зарылась лицом в материнскую грудь. Юко улыбнулась Айрис и Стелле и закатила глаза. Они отошли, оставив ее наедине с ребенком, и продолжили уборку.

– Офигеть, – прошептала Айрис.

– Маму не узнала, – откликнулась Стелла. – Только и всего.

Затем они навели порядок в гостиной и в нескольких коридорах. Остальное доделают другие команды. В какой-то момент они встретились с Эбби, которая с ведром направлялась в жилое помещение для персонала управления. Все на ходу обменялись короткими приветствиями.

Когда Айрис вернулась в свою комнату, там никого не было. Эбби еще работала. Помимо уборки, она проводила занятия с никтианскими детьми, которые постепенно подрастали, и тратила на это пару часов в день. Айрис обрадовалась возможности побыть одной, послушать гул Центра – «недотишину». Она забралась на верхнюю койку. Все тело пронизывала усталость, как бывало после занятий йогой, и тогда она просто лежала и ни о чем не думала. На Земле она редко занималась йогой и вообще мало увлекалась спортом, но если это все-таки случалось, лучшим было время именно после физической нагрузки. Когда в офисе завершался рабочий день, она тоже ощущала что-то похожее на радость, но рядом зияла дыра, которую можно было залатать только алкоголем. Айрис взглянула на планшет. Одиннадцатое мая. Ровно семь лет назад она уволилась из «Фридом энд Ко».

Она лежала, раскрыв ладони к потолку, слегка раздвинув ноги, неплотно прикрыв глаза и расслабив челюсть. Шавасана. Она ни о чем не думала. Ее мышцы пребывали в покое. Это была кульминация ее дня, каждого дня.

22 По этому она тоже скучала

Новая музыка. Сто композиций – и все. Боб Дилан, Бейонсе, Моцарт, Tinariwen, Гал Коста, Принс, Аша Бхосле, Боб Марли, LCD Soundsystem, The Notorious B.I.G. и другие. Айрис даже представить себе не могла, что когда-нибудь ей будут так близки «Беспечный шепот» Джорджа Майкла или «Баллада № 1 соль минор» Шопена, но со временем она полюбила и то и другое. Теперь же она не выносила ни одну из сотни композиций, даже ту, что выбрала сама. Конечно, у них в головах звучали и другие песни – те, что они не могли забыть, – но в общественных помещениях Центра никтианцам их петь не разрешали. Слишком дорого обошлись бы авторские отчисления.

Но было одно исключение: когда умер Ганс, Элизабет на панихиде в кафетерии пела а капелла «К Рамоне» Боба Дилана. В трансляции звук отключили, и видно было только, что все держатся за руки и плачут. У Элизабет тоже текли слезы, но она пела и ни разу не сбилась. Голос ее журчал, как чистый прохладный ручей.

Ганс был не единственным никтианцем, ушедшим в мир иной. Было еще трое, и все умерли естественной смертью. На Земле они остались бы в живых.

Кино и телевидение.

Интернет. Возможность общаться с людьми в социальных сетях, просматривать одежду, фотки собак, тратить впустую целые часы жизни, получая удовольствие от бессмысленно-созерцательного времяпрепровождения. Все, что ей было доступно сейчас, – только отсылать в мир свои фотки. Она знала, что будет именно так. Об этом говорилось в условиях договора.

Коктейли, пиво и вино. Алкоголь в целом. Еще наркотики. На Земле дающая забвение дурь находилась на расстоянии пары телефонных звонков. Айрис принимала это как должное.

Иногда здесь гнали самогон, что, конечно, было запрещено, но тем не менее. Эбби однажды немного добыла. На вкус как помои. Они быстро выпили у себя в комнате, потом часами хохотали и обсуждали, что буквально способны убить кого-нибудь, лишь бы послушать что-нибудь не из их одобренного репертуара. Ритмичный сингл, под который классно танцевать. Они стали петь сами: «Как меня зовут?» Рианны, «Может, позвонишь?» Карли Рэй Джепсен, «Билли Джин» Майкла Джексона – только слова почти все забыли. Эбби босиком пыталась изобразить «лунную походку», но в комнате было тесно, и ничего не вышло. Похмелье на следующий день оказалось несильным и даже почему-то приятным. Айрис уже не помнила, каким милым и мягким оно иной раз бывает, словно ты завернут в одеяло, которое сдерживает тебя: спокойно, не спеши.

Когда Айрис спала, то могла отправиться куда пожелает, есть и пить что угодно, слушать любую музыку – и все на вкус и на слух точно такое, какое было на Земле. Если не считать сексуальных снов, больше всего она любила те, где ела земную пищу. Иногда что-нибудь изысканное вроде утиного паштета или устриц. Иногда чизбургер из «Макдоналдса» или шоколадное печенье. И тогда она просыпалась с полным ртом слюны, и ей хотелось кричать от досады, но в то же время она испытывала чувство благодарности за сон.

23 Элиас