– Извиняться не обязательно. – «Он хочет, чтобы я ушла», – вдруг сообразила она. – Мне пора. Пришли мне как-нибудь сообщение.
– Они прочитают.
– Кто?
Элиас не ответил. Он закрыл глаза.
– Ладно, я ухожу, – попрощалась Айрис. – Пока.
Чувства блаженства как не бывало. И все же в ее мозге формировались новые нейронные связи, превращающие Элиаса из человека в обещание. Вот они, старые шутки физиологии. Айрис подняла глаза на камеру, висящую у входа в пристройку номер три. В темном углу краснел дисплей. Ага, их все-таки снимают. Она с облегчением выдохнула. За ней наблюдают. Она еще есть.
На следующий день Айрис подошла к Элиасу в кафетерии, но он отвернулся и вышел. Глаза защекотали слезы, но, поморгав, она смогла их сдержать. Интересно, кто-нибудь на Земле видел? Кто-нибудь написал в твиттере: «Ну и козел»? Кто-нибудь заметил ее подавленное выражение лица? Отказ здесь ощущался точно так же. Как будто ты внезапно вернулся в детство и теперь, как последний дурак, ничего не понимаешь.
Потом, уединившись в спальне, Айрис и Эбби, как подростки, тщательно проанализировали ситуацию. Этот разговор, кажется, ненадолго вытащил Эбби из уныния, но тема быстро себя исчерпала, даже для Айрис. Элиас, без сомнения, красив, но ее чувства к нему были эхом чего-то иного.
Они замолкли и уткнулись каждая в свой планшет: читали «Северо-Запад» Зэди Смит, последний выбор клуба книголюбов. Роман, на редкость жизненный, настолько точно передавал дух Лондона, что с электронных страниц на Айрис буквально повеяло запахом дома: автомобильной копотью, табачным дымом, отчаянием, жареной курицей. Читая, она временами забывала, что в Лондоне ее давно нет и никогда не будет. Как такое могло случиться? Отрываясь от планшета, она каждый раз впадала в отчаяние.
Несколько минут стояла тишина, потом Эбби заметила:
– Наверное, тебе жутко странно все это читать, а?
– Не знаю, смогу ли продолжать.
Но она будет читать дальше – остановиться невозможно. Родные, будничные места и предметы: район Уиллесден, станция метро «Голдерс-Грин», магазинчики «Все за фунт», кебабы – ее буквально тошнило от тоски.
– Ты в порядке? – забеспокоилась Эбби.
– Да. – Айрис поменяла тему. – Можно, я тебя сфоткаю? Для поста.
– Но я плохо выгляжу.
– Ты никогда не выглядишь плохо.
– Хм. Ну ладно.
– Просто сиди, делай вид, что читаешь.
Айрис встала и сфотографировала Эбби, применив теплый фильтр. Глаза Эбби были опущены, но на губах играла едва заметная улыбка. Собранные в хвост темные локоны распускались прямо из головы, как листья ананаса. Рядом с ней, за окном, виднелся тот самый пейзаж: вечное солнце, как в восемь утра, розовый песок и темно-синее озеро – там, вдали.
А вот и Эбби с новой книгой, #северозапад #зэдисмит. А вы читали? Как вам?
Люди, наверное, писали отзывы, сообщали, что роман понравился или нет, советовали другие книги, которые, по их мнению, пришлись бы по вкусу никтианцам, отмечали, что у Эбби красивые волосы и что она у них одна из любимых участниц. Айрис не видела отзывов, но в постах все равно задавала вопросы. Этому она научилась на старой работе. Людям нравится, когда спрашивают их мнение, даже если никто не слушает ответов. Однажды Айрис упомянула о своем наблюдении в презентации по социальным сетям во «Фридом энд Ко». Коллеги засмеялись, как будто сознавали свое превосходство над теми людьми.
24
И по этому она тоже скучала
Трава. Лебеди. Лебедята весной. Последний раз Айрис слышала слово «лебедята» от Моны, когда они плавали в пруду.
Вьющиеся темно-рыжие волосы сестры. Мона в плохом настроении, за обедом молчит. Мона, продевшая большие пальцы сквозь специальные дырки в рукавах толстовки. Мона с ее очками в металлической оправе и милым носиком. Мона, родившаяся, когда Айрис было пятнадцать лет, – слишком поздно, чтобы стать ей подругой, и слишком рано, чтобы старшая отдала должное младенцу: Айрис в то время нервно подсчитывала, сколько лет ей осталось до университета, когда она наконец сможет уехать из дома. Мона, которую она едва знала – не так, как обычно знают друг друга дети одних родителей, – но которую бессознательно любила больше всех на Земле. Мона, плавающая в пруду в одном нижнем белье и смеющаяся, потому что вода холодная.
Иногда Айрис пыталась вообразить, каким теперь стало лицо Моны. Она редко смотрела на привезенную с собой на Никту фотографию Моны с Элеанор – она и так помнила ее в деталях. Сад в Тафнелл-парке. На траве желтеют лучи солнца. По-детски белые зубы Моны. Их мать, красивая и ухоженная.
Сейчас Мона, конечно, лишилась детской пухлости. Возможно, покрасила волосы, выпрямила их и сделала короткую стрижку, так что Айрис на улице ее даже не узнала бы.
Что еще, что еще? Вспомни же что-нибудь еще.
Малиновки, сороки, воробьи, гуси, утки.