– И, кстати, что сейчас в моде? Угас ли твиттер, подобно майспейсу? Становятся ли все, как и раньше, веганами? – Дальше Айрис вслух не продолжила, только мысленно: «Все ли в порядке с моей семьей? Не умерла ли от затаенной тоски мать? Выполнила ли моя блудная сестра свое обещание? А главное, счастлива ли она? Вспоминает ли меня?»
– Айрис, – сказала Рэйчел. – Вы же знаете, что я не могу…
– Знаю. Но я же имею право спросить, разве нет?
– Конечно. Вы можете говорить все что хотите. Этот сеанс для вас.
– Понятно.
– Какие чувства вы испытываете сейчас, в преддверии седьмой годовщины?
– Примерно такие же, как и в преддверии шестой. Простите, я понимаю, ответ неинтересный.
– Ничего. – Рэйчел улыбнулась. – Вам необязательно быть интересной. Во всяком случае, для меня – только для зрителей.
– Я слышала, и они не очень-то интересуются, – заметила Айрис. И сердце у нее замерло. С языка сорвалось. Она не собиралась этого говорить. – Ну, то есть ходят всякие слухи.
Рэйчел помотала головой:
– Я не имею права это с вами обсуждать.
– Да, я знаю. – Айрис подалась вперед, пытаясь вглядеться в лицо Рэйчел. Качество связи оставляло желать лучшего. Черты собеседницы расплывались. – Ничего не поделаешь. Люди наблюдали нас годами. И заскучали.
– Э-э… – Рэйчел опустила глаза на свои записи и подчеркнуто звонким голосом прочла:
– Если бы вы могли прокрутить время назад, вы бы опять покинули Землю и отправились жить на Никту?
– Здесь жизнь в каком-то смысле однообразная, но я и на Земле не была особенно счастлива.
– Правда? Почему?
– У меня была жуткая депрессия. – Айрис прикрыла глаза. Она не собиралась говорить об этом, но какая уже разница – теперь, когда она беременна, теперь, когда уже нет зрителей. Когда она открыла глаза, Рэйчел пристально смотрела с экрана и моргала с неопределенным выражением лица. – Я себя ненавидела. Проклинала свою жизнь. Поэтому я здесь.
– Так вы солгали в заявлении?
– Ну да.
Рэйчел вздохнула и провела рукой по волосам. Айрис заметила, что нижняя часть головы у нее выбрита и покрыта татуировкой в виде каких-то вихрей. Это полностью выбивалось из облика телеведущей. Совершенно очевидно, что мода изменилась. Айрис безнадежно отстала.
– Продолжайте, – велела Рэйчел.
– Мне просто было очень грустно. Ничего особенного. Я всегда была такой.
– Вы обращались за помощью?
– Нет, я считала, что могу справиться сама.
– Почему вы так думали?
– Не знаю. Наверное, из-за матери. Она всегда и со всем справлялась сама. Не любила вести трудные разговоры. Даже мое решение отправиться сюда мы почти не обсуждали. Кто знает – может, она каждый день наблюдает за мной в прямой трансляции.
– Но прямая трансляция больше не идет.
– Что? – У Айрис внутри все заледенело. Подступила тошнота. – Не идет?
– О боже. – Рэйчел закрыла лицо руками. – Что я наделала! Мне не положено с вами об этом говорить. Простите.
– Прямая трансляция больше не идет?!
– Я не имею права это обсуждать.
– А как же телевизионная передача? Еще идет?
– Не могу ничего сказать.
– Нас отменят?
Рэйчел смотрела куда-то влево.
– Здравствуйте, – обратилась она к кому-то за пределами кадра. – Одну минуту. – И повернулась к Айрис: – Мне пора. Спасибо большое за беседу.
– Но как же?.. Нельзя же так: выдать мне такое и ничего вообще толком не объяснить. Когда ее перестали показывать? Давно?
Рэйчел смотрела в камеру.
– Мне пора. – В ее широко раскрытых глазах читалось беспокойство. Она протянула руку вперед, экран погас.
Мысль о прямой трансляции всегда успокаивала Айрис, как людей успокаивает мысль о Боге. Она дает уверенность в том, что кто-то где-то всегда на тебя смотрит. Она решила ничего не говорить Эбби, по крайней мере пока. Не хватало еще и ее потерять.
31
«Нас никто не смотрит»
Однажды вечером за ужином Эбби прикусила свой большой палец. Рав кивнул, Витор сделал вид, что ничего не заметил. У Айрис екнуло сердце, но она молчала. Покончив с жесткими остатками заменителя мяса, они отнесли тарелки на стойку и пошли в комнату Эбби и Айрис.
– Добрый вечер, Равиндер и Витор, – приветствовала их Тара.
– Я знаю, как отсюда выбраться.
–
– Выбраться? – переспросил Рав.
– На Землю? – с полным надежды и неверия взглядом откликнулся Витор.
– Нет, как выбраться из Центра. – Эбби посмотрела в окно, на неподвижный розовый пейзаж. – Я ухожу.
Витор поморщился и прижал пальцы к глазам:
– Что ты имеешь в виду, Эбби? Собираешься погибнуть?
Она пожала плечами:
– Ты же не знаешь наверняка. Я все равно уйду. Просто решила вас предупредить, если надумаете со мной. Айрис не хочет, так что…
– Предлагаешь групповое самоубийство? – поинтересовался Рав.
– Мне уже все равно.
Айрис хотела сказать им: «Прямую трансляцию отменили, нас больше никто не смотрит», – но побоялась. Это могло довести ребят до крайности – если для Земли никтианцев больше нет, то пусть их вообще не будет.
– Я пас. – Рав поднял обе руки.
– Ты что? Тебе все это не осточертело?
– Одно дело, когда все осточертело, другое – погибнуть.
– Ну, не знаю, – тихо проговорил Витор. – Может, стоит рискнуть. Я пойду с тобой.