– Ты это серьезно, Ви? – не поверил Рав.
Айрис приложила руку к животу. Твердый на ощупь, он излучал тепло зародившейся новой жизни. Никто из присутствующих ее растущего живота не заметил.
– Айрис, ты как? – спросил ее Витор.
Она помотала головой.
– Нет. Я не хочу умирать. Я… – Она замолкла на полуслове. Собралась было сказать им, что это тело уже не только ее, но осеклась. Ей нравилось хранить тайну, держать будущего ребенка при себе. Иметь хоть что-то, что принадлежит лишь ей одной.
Айрис и Эбби сели на кровать и обнялись. Они дышали запахами пота, кожи и немытых волос. Это их утешало, как запах старой любимой игрушки успокаивает ребенка.
– Мы это выбрали сами, – говорила Эбби. – И винить здесь больше некого.
Айрис чувствовала, что ей на макушку капают слезы, это было мокро и щекотно.
– Я скучаю по мужу.
– Уверена, что он тоже по тебе скучает.
– Спорим, он уже несколько лет как снова женился. Наверное, у него дети, собака и дом – у нас все было почти так же. Что со мной не так? Почему я этого не хотела? Он такой замечательный.
– Эбби, не хотеть – нормально.
– Нет, неправильно бросать свою жизнь.
– Ш-ш-ш. – Айрис гладила Эбби по голове. Но не возражала.
– Я теряю самообладание. И рассудок.
Как странно чувствовать себя человеком, не потерявшим надежду, – новое для Айрис приятное ощущение. Оно придавало сил. Она крепко-крепко обняла Эбби. Жаль, что нельзя прижаться друг к другу так, чтобы стать одним целым, одной вздымающейся, дышащей грудой: Айрис, Эбби и ребенок. Тогда они, возможно, выжили бы.
– Не надо уходить, – попросила она Эбби. – Ты мне нужна.
Эбби не ответила. Айрис вспомнила, как стояла с родными на улице в центре Лондона и ждала, чтобы мать сказала именно эти слова.
32
За нами кто-то наблюдает
Айрис снилось, что она вместе с Элеанор, Джеком и Моной готовит завтрак дома в Тафнелл-парке. Джеку и Моне столько же лет, сколько им было, когда Айрис покинула Землю, а Элеанор намного меньше – она моложе, чем Айрис, и у нее персикового цвета кожа и длинная коса. На матери та же белая сорочка, в которой она пела Айрис «Ночь тиха», она все время тянет к дочери руку, ободряюще гладит. И почему-то нет ничего необычного в том, что ты старше своей матери.
Вместе они поджаривают тосты, намазывают их маслом, жарят бекон и варят яйца пашот. Все это медленно и тщательно, как в тех бесстыдных кулинарных передачах, которые сделаны с целью вызвать чувство голода. Все молчат. Умиротворенно улыбаются и наслаждаются обществом друг друга – больше, чем когда-либо в реальной жизни. Воздух наполняется тяжелым, плотным ароматом бекона с яйцами и нежным запахом чая с бергамотом. Они накрывают на стол и едят. Боже, как вкусно.
Кто-то стучит в стеклянную дверь, ведущую в сад, – тук-тук-тук – но, когда Айрис поворачивает голову, там никого нет. Она неотчетливо слышит голос: «Айрис… Айрис… Айрис». В идеально ухоженном саду не шелохнется ни одна веточка – кругом лишь зеленая трава и красные розы, словно картинка из буклета по продаже недвижимости, выполненная методом компьютерной графики.
– Айрис, – обращается к ней Элеанор, – я так рада, что ты решила вернуться на Землю.
– Я тоже, – искренне говорит Айрис. Она обводит взглядом стол, кивая каждому из членов семьи. Какое облегчение. – Спасибо, что приняли меня назад.
– Конечно, милая. Здесь твой дом.
– Я знала, что ты вернешься, – жуя хлеб, сообщает Мона.
Десятки птиц, поднявшись в воздух, кружат по саду, натыкаются на растения, поют, словно безумные. «Заткнитесь, – раздражается Айрис. – Дайте сосредоточиться на хрустком беконе, оставляющем божественный соленый след на языке». Она снова обводит взглядом семью за столом. Все такие счастливые, у всех ясные розовые лица – даже у матери, хотя обычно у нее кожа бесцветная и полупрозрачная, как калька. В воздухе витает рождественский дух, но на улице сияет солнце и на деревьях распустились цветы. Сейчас зима или весна? Трудно сказать. От птиц слишком много шума. Айрис закрывает уши ладонями. «Заткнитесь, заткнитесь, заткнитесь». Семья исчезает, кухню заполняют птицы, они хлопают крыльями, роняют предметы, поют.