Врачебный кабинет Витора был очень мал: здесь помещались два стула, рукомойник и койка с тонким матрасом. Ни компьютера, ни принтера для рецептов. Лекарства выдавали из большой пластмассовой коробки, в которой рылся Витор, когда в кабинет вошла Айрис.
– Привет, – кивнул он. – Чем могу помочь?
«Наверное, думает, что я по поводу бессонницы, – решила Айрис. – Что мне грустно, что я скучаю по Земле и хочу попросить таблеток. И переживает: как сказать мне, что таблеток не осталось?»
Айрис села на стул.
– Разве ты не собирался уйти вместе с ней?
– А? – Витор поднял бровь. Он все еще стоял, сунув руки в коробку.
– С Эбби.
– А, черт. Ты думаешь, что она на самом деле ушла?
– Я ее сегодня вообще не видела.
– Она больше со мной об этом не говорила.
– Ладно, прошло всего несколько часов. И я пришла не из-за этого. – Она заерзала на стуле. – Хочу тебе кое-что показать. – Подняв фуфайку, она продемонстрировала бледный торчащий живот. – Месяца четыре, может, чуть больше. Точно не знаю, если честно.
Витор открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
– Элиас. Если ты об этом.
– Ты спала с Элиасом? – Он был почти рад за нее. Если бы Элиас не умер, Витор мог бы даже ее поздравить. Но его лицо тут же изменилось. Он прикрыл глаза и покачал головой. – Боже мой, Айрис.
– Ты ничего не замечал?
– Нет. Мне вроде показалось, что ты какая-то другая, но… ничего такого и в голову не пришло.
– Не мог бы ты дать мне тест? То есть, я знаю, что да, но хочу удостовериться.
Витор наконец сел на второй стул и вздохнул:
– Тебе надо было прийти раньше. Теперь уже поздно.
– Поздно для чего?
Он заморгал:
– Сейчас не лучшее время, чтобы рожать.
– Но, Ви, я хочу ребенка. Никогда ничего так сильно не хотела. – Она дотронулась до живота. – Можно мне тест?
– Конечно, но мне придется внести его в твою карту.
– Я не хочу, чтобы они знали, – замотала она головой.
– Скоро все заметят.
– Неважно. Заметят так заметят. – Встав с места, она пошла к двери. – Ты так ничего больше и не слышал о Нормане?
– Нет, я… – Он, морщась, массировал себе голову.
– У тебя все нормально?
– Да. Все в порядке, просто голова болит. – Он поднялся со стула, давая ей понять, что прием окончен.
Айрис в рукаве пронесла тест в туалет и помочилась на него. Сидя на унитазе в ожидании результата, она заметила на упаковке срок годности – он истек четыре года назад. Ну что ж. Когда появился результат, подтверждая то, что она и так уже знала, ее охватил такой восторг, какого она не испытывала многие годы, – подобное случалось с ней только в детстве на день рождения. Она мало что помнила о самих празднествах, но в памяти осталось ощущение, что ты особенная, центр внимания: это мое, все мое.
Позднее она осознала, что и сама когда-то была не более чем скоплением клеток, эмбрионом, зародышем, но кроме того – обещанием любви, растущим в материнском организме. Конечно, она всегда это знала, но только в теории.
Жаль, что нельзя сейчас сказать маме:
33
Может, позвонишь?
Айрис и Витор молча обедали. Рав отсутствовал. Айрис сфотографировала недоеденный бутерброд с эрзац-сыром, рядом – зеленоватая груша. Она не знала, из чего сделан сыр, да это ее и не интересовало. Похож на сыр из обычного земного чизбургера – квадратный и мертвенно-желтый, но без солоноватой маслянистости, придающей ему питательность. На фото бутерброд выглядел еще менее аппетитным, чем в жизни. Она взяла грушу и сняла ее на фоне окна, захватив и розовый пейзаж. Так-то лучше.
Выращенная на Никте груша – сладкая и восхитительная.
«Интересно, люди по-прежнему увлекаются заботой о себе? – задумалась она. – Наверное, нет». Как бы узнать, какие ей пишут отзывы.
бедняжки
#помолитесьзаникту
покойтесь с миром:(
Что-то в этом роде. Она откусила от груши, едва не поперхнувшись от разочарования. Водянистая и безвкусная, никакого намека на сладость той, что выдавали неделю назад. «Уж не приснилась ли она мне? – огорчилась Айрис. – И не все ли равно?» Прикрыв глаза, она пыталась представить себе вкус предыдущей груши: медовой, сочной, ароматной…
– Что ты делаешь? – поинтересовался Витор.
– Представляю себе, что ем что-то другое.
– Похоже на пытку.
– Одно удовольствие осталось в моей жизни – дай насладиться. А ты заметил, – указала она на уголки под потолком, – что здесь ни одна камера не работает?
– Да, я знаю. – Сосредоточившись на еде, он продолжал жевать, как будто все это его совершенно не волновало.
Айрис проводила много времени, валяясь на койке, упиваясь затхлым и чуть солоноватым духом, стоявшим в комнате. И посылала подруге бесчисленные сообщения.