Всё, что имели...

— Эх, Андрей Антонович, нетерпение гложет! — Артемов огляделся по сторонам и шепотком продолжил: — Я только вам о нетерпении говорю, а для строителей у меня слова иные. Слышу — кой-кто из них поговаривает, что дела, мол, на фронте идут успешно, что новый сорок второй год будет победным, а значит, возвращение не за горами и нет особой надобности стараться… Никаких нет у меня возражений относительно победного сорок второго и возвращения, но здравый взгляд, к сожалению, другое подсказывает: долгонько придется нам работать в Новогорске.

— И я такого же мнения, — согласился Леонтьев. Ему иногда приходилось охлаждать горячие головы некоторых заводских бодрячков, рассуждавших, что если-де немца турнули от Москвы и Тулы, значит, скоро поедем домой и нечего здесь огород городить.

Частой гостьей на стройке была комсорг Марина Храмова. Она и сейчас появилась тут в неизменной шинели, перетянутой ремнями, начищенных сапожках и кубанке.

— Здравствуйте, Андрей Антонович. Мы сегодня утром беседовали со Львом Карповичем о том, чтобы у ремесленников были грамотные преподаватели, — говорила она.

— Да, такая беседа была, — кивнул головой Артемов.

Зная, что парторг хорошо относится к директору училища и во всем поддерживает его, Марина Храмова добавила:

— Комитет комсомола принял решение обратиться к дирекции с просьбой направить в училище инженера Смелянского, чтобы он зажигал у ребят огонек изобретательства. Он лучший рационализатор завода!

Убеждая парторга, она больше заботилась о том, чтобы Женя Смелянский работал не в отдаленном инструментальном цехе, а поближе к ее общежитию.

Леонтьев усмехнулся про себя, зная, что Храмова неравнодушна к молодому инженеру и по этой-то причине уже не впервые заводит речь о его переводе из цеха то в конструкторское бюро, то в отдел главного механика, а теперь вот в ремесленное училище, достраиваемое неподалеку от заводоуправления. Нет, рассуждал парторг, Смелянскому в училище делать нечего, сейчас не до «огонька изобретательства», ребят надо готовить для работы на станках и прессах, чтобы они могли заменить уходящих в армию оружейников. Ему вспомнились размышления Артемова о непрочности брони у заводских рабочих призывного возраста, об этом же говорили в горкоме и военкомате, именно это имел в виду секретарь обкома Портнов, когда настоятельно посоветовал здешнему горсовету немедленно передать помещения недостроенной кондитерской фабрики под ремесленное училище.

— Андрей Антонович, или я не права? — прервала его мысли Марина Храмова.

— Возникнет необходимость — переведем Евгения Казимировича. А пока проблема номер один — стройка, — на ходу ответил он, продолжая с комсоргом и директором училища осматривать знакомые помещения и думая о том, что на ближайшем же заседании парткома надо заслушать товарищей из строительного цеха о доделке училищных зданий.

В девятом часу вечера Леонтьев вернулся к себе в итээровское общежитие, где занимал крохотную комнатку с центральным отоплением. Пока закипал на самодельной электроплитке чайник, он раскрыл библиотечный том Лескова, решив перечесть «Левшу». Этот сказ о тульских мастерах и о стальной блохе был обожаем оружейниками. По праздникам, бывало, сказ читали с клубной сцены или ставили самодеятельные инсценировки.

В дверь постучали. На отклик Леонтьева вошла соседка по общежитию Марина Храмова, одетая в голубое длинноватое платье с белым бантом на груди, похожим на большую пушистую снежинку. Белокурая, в меру напудренная, с чуть подкрашенными тушевым карандашиком бровями и ресницами Марина выглядела, как говорится, эффектно.

«Опасное соседство», — шутливо подумал он, любуясь нарядной и симпатичной девушкой, которой, по его мнению, одинаково были к лицу и шинель с кубанкой, и платье с бантом.

— Извините, Андрей Антонович, за вторжение, но в предновогодний вечер нельзя быть одиноким. Разрешите пригласить вас в нашу комнату для встречи Нового года, — оказала она, улыбаясь и, должно быть, веря в свою неотразимость.

Он ответил:

— В одиночестве мне быть не придется, думаю поехать к инструментальщикам.

— Андрей Антонович, можно — и я с вами? — тут же напросилась она.

Не придумав ничего толкового для отказа и посожалев, что не уехал раньше, он вынужденно согласился взять ее в спутницы.

— Я быстренько переоденусь! — воскликнула она и выскользнула из комнаты.

Через полчаса Леонтьев ехал с Мариной Храмовой на парткомовской легковушке по пустынной расчищенной дороге в сторону города и вспоминал, как год назад в такой же декабрьский, но не столь холодный вечер наряжал с Антошкой елку, решив удивить гостей — Коневых и Ладченко — царским убранством лесной красавицы. Антошка уже понимал, что дядя Павел Тихонович и дядя Николай Иванович не от Деда Мороза принесут ему кульки с конфетами и пряниками, а купят их в магазине, но все равно радовался подаркам…

— Я так и знала — переезд будет закрыт, — проворчала Марина Храмова, оборвав леонтьевские воспоминания.