Всё, что имели...

— Не очень-то распоряжайся, кому и что отсылать, — с нарочитой строгостью проговорила Ольга. — Ты на себя погляди — в чем на работу ходишь, в том и дома… Ну, дома — ладно, а Петя приедет, посмотрит… Да что мы, совсем оборвыши!

Прежде Зоя как-то не думала об этом. Зимой она ходила в не очень-то удобных ватных штанах, валенках и фуфайке, выданных ей в цехе. В этом же одеянии в кино захаживала, и никто не обращал внимания на то, как она одета, потому что многие эвакуированные одевались не лучше. Пришла весна, и вместо подшитых валенок, ватных штанов и фуфайки Зоя стала носить старенькие туфли и под стать им легкое пальтишко, привезенное из дому и не обмененное еще на съестное (лучшие вещички проела все-таки). Мечтая о встрече с Петей, она почему-то не подумала о нарядах… А Ольга и Фрося подумали!

Снимая мерку, Ольга шутливо говорила:

— А что, Зоя, ты очень даже симпатичная. Конечно, с Мариной Храмовой не сравнишься, но ее глазам до твоих далеко, у тебя — «Очи черные, очи жгучие».

Подруги кроили ситец.

— Смотри, Зоя, учись, нашей сестре эта наука вот как нужна, — советовала Ольга и забеспокоилась: — Где же нам раздобыть швейную машинку? Я-то свою продала еще прошлым летом, когда детей матери отвозила. Денег не было.

— У Грошевых есть машинка, — подсказала Фрося. — Степанида уехала в город. И чего мотается?

— Дочь у нее там. Дочь! Я бы к своим тоже моталась… Как они там, птенчики мои?

— В деревне им лучше, — оказала Зоя.

— Им-то, может, и лучше, а каково мне? Каждую ночь во сне вижу… Убегают они куда-то, а я за ними и старшенького никак не могу догнать, — с тоской и любовью в голосе говорила Ольга, а потом, поглаживая рукой раскроенный ситец, сказала: — Есть машинка у Грошевых, Степанида не разрешила бы трогать, а Савелий Михеевич разрешит… Может, сейчас и пойдем, Фрося?

— Он спит, наверно, — сказала Зоя.

Ольга рассмеялась.

— Для него стрекот машинки, что порошки снотворные. Он привычный, крепче спать будет.

Вскоре Никифор Сергеевич получил телеграмму от Пети и обрадованно сказал Зое:

— С пересадки телеграмма. Теперь ясно: пойдем нынешней ночью встречать!

Она готова была смеяться, кружиться, чувствуя себя почти невесомой, и весь этот необыкновенный день — с ярким и теплым солнцем, с голубым небом, по которому бежали куда-то за невысокие горы белые пушистые облака — казался ей нескончаемым и неожиданным праздником… Нет, все было ясно, она знала и ждала: вот-вот придет весточка от Пети, но все-таки телеграмма оказалась как бы нежданной…

— Ну, Зоя, как сработала наша фронтовая бригада? — поинтересовался Ладченко.

— Хорошо, Николай Иванович! У Дворникова и Долгих — почти полторы нормы! — с радостью доложила она (сегодня вообще все казалось ей радостным).

— Вот видишь — почти… Что-то наша с тобой фронтовая никак не может угнаться за нефронтовыми. Ты чем это объясняешь?

— Николай Иванович, вы же сами говорили комсоргу Храмовой, что ребята еще не достигли необходимого мастерства.

— Да, мастерства у них маловато. А чья вина? Вот нам с тобой и есть над чем подумать.

В разговорах с ней он в шутку, наверное, частенько употреблял слова: нам с тобой, мы с тобой. «Нам с тобой выговорок вкатили», «Мы с тобой до похвалы дожили»… Николай Иванович вообще любил пошутить, пошуметь, а за последнее время приутих и, как она думала, от того, что забот у него много. Цех работал круглосуточно, и он почти каждую смену был на месте. Иногда, особенно по ночам, и ему, и его заместителям с помощниками приходилось работать на станках, потому-то склонный к полноте Николай Иванович похудел, вошел, как он выражался, в спортивную форму… Эх, в этой самой «форме» были многие…

Вечером, узнав о Петиной телеграмме, Ольга неожиданно сказала:

— Ох, давно я не ходила к поездам на станцию, давно никого не встречала… Зоя, разреши пойти с тобой?

— И меня возьми, — тоже неожиданно попросилась Фрося.

Зое одной хотелось бы встретить Петю, даже без Никифора Сергеевича, но как откажешь подругам?

— Пойдемте, вместе веселее будет, — принужденно согласилась она.

Ночь стояла теплая и звездная.

— Ты гляди, Зоя, луна всходит слева. Это к счастью, — сказала Ольга.

Красноватая, огромная, пугающе близкая луна как бы не в силах была оторваться от вершины горы и только через минуту-другую оттолкнулась и стала взбираться на темное небо, раскаляясь добела и уменьшаясь. Теперь все вокруг было залито ее серебристым сиянием.

— Эге, вон сколько невест пришло встречать моего племяша! — шутливо проговорил Макрушин, ранее всех оказавшийся на ярко освещенном перроне.

— Мы с Фросей пришли порадоваться вместе с вами, Никифор Сергеевич, — отозвалась Ольга.

— За это спасибо. В радости, как и в горе, добрый сосед не бывает лишним.

— Никифор Сергеевич, поезд не опаздывает? — нетерпеливо и с тревогой спросила Зоя.

— Дежурный сказал — вовремя придет.

— А в каком вагоне едет Петя? — поинтересовалась Ольга.

— Не сказано про вагон в телеграмме. Должно, отбивал раньше, чем билет получил, — ответил Макрушин.