Всё, что мы обрели

В один из таких дней я посетила уличный рынок возле реки. Он был полон прилавков с невероятным разнообразием товаров, но лишь один из них привлек мое внимание. Может быть, потому что в то время я все еще скучала и думала, что смогу почувствовать себя ближе к нему. Поэтому я купила эту вещь, которую позже положила в верхний ящик прикроватной тумбочки, надеясь, что она мне больше никогда не понадобится. И в ту ночь, когда ностальгия и одиночество охватили меня, я взяла ее. Я достала купленную ракушку, приложила к уху и с закрытыми глазами слушала шум моря. Я слушала его.

17. Лея

Следующие несколько недель я была в некоторой изоляции, сосредоточившись на своих делах. Прежде всего потому, что я несколько дней не отвечала на звонки Оливера, после того как узнала, что он был в курсе планов Акселя пойти на открытие выставки. Его объяснения меня не убедили. Но он был моим братом, так что я все-таки взяла трубку и где-то посреди четвертого или пятого акта извинений, в конце концов, ворча под нос, приняла их.

В остальном я больше, чем когда-либо, сосредоточилась на живописи.

Выставка прошла хорошо. Критика не была какой-то необыкновенно восторженной, но и негативной тоже. Этот опыт стал толчком вперед, стимулом, который был мне так необходим, чтобы еще больше погрузиться в работу в те ночи, которые я стала проводить на чердаке. Я никому не говорила, но уже несколько раз ночевала там, и порой это заставляло меня спускать все на тормозах, чтобы жить нормальной жизнью, видеть Лэндона или встречаться с друзьями.

Когда Линда Мартин снова попросила меня встретиться с ней во время занятий, я уже нервничала не так сильно. Возможно, это была моя ошибка. Потому что я не ожидала того, что произошло. Я просто сидела в ее кабинете с улыбкой на лице и выжидающе смотрела на нее.

– У меня хорошие новости, Лея.

Ее глаза сверкали.

– Только не заставляйте меня начинать умолять, – сказала я шепотом.

Она откинулась в кресле, испытывая заметное удовлетворение.

– Тобой заинтересовался агент, – промурлыкала она.

– Мной? – Я изумленно моргнула, сдерживая эмоции.

Никогда в самых смелых мечтах я не могла представить себе такого; во-первых, потому что я все еще училась, пробовала новые техники, нащупывала свой стиль. И кроме того, мир искусства был сложным, жестким и конкурентным; немногие могли зарабатывать этим на жизнь или иметь агента.

– Да. Он работает в одной галерее в Байрон-Бей…

– Как его зовут? – Я почувствовал, что у меня перехватило дыхание.

– Аксель Нгуен. Это важная галерея, потому что, хотя она небольшая, у ее владельца, Ханса, много связей в Европе и он сотрудничает с… Лея, что с тобой?

Видимо, я побледнела, потому что она выглядела обеспокоенной.

– Я… я не могу… – Я встала. – Извините меня.

– Лея, подожди! Разве ты не слышала, что я сказала?

– Да, но мне это неинтересно, – смогла проговорить я, сжимая ручку сумки между пальцами. Мои колени дрожали; казалось, что кабинет становится все меньше и меньше.

– Это блестящая возможность. Не только для вас, но и для университета. Престижность того, что наша студентка будет иметь агента еще до окончания университета…

– Простите, но это невозможно, – перебила я ее и вышла из кабинета.

18. Аксель

Оливер ворвался в дом, как только я открыл дверь. Он не потрудился поздороваться, просто ходил взад и вперед по гостиной, пока, наконец, не посмотрел на меня, положив руки на бедра, а его лицо исказилось в злобной гримасе.

– Что ты натворил? Как ты мог даже подумать об этом? Во-первых, ты обещал мне, что она тебя не увидит, что ты не испортишь ей вечер. А во-вторых, ты связался с ее университетом, чтобы представлять ее интересы? Серьезно? Тебе не пришло в голову сказать мне что-нибудь об этом?

– Я собирался. У меня не было времени.

– Что, блин, с тобой не так? – кричал он.

– Просто устал притворяться.

Я прислонился к кухонной стойке, стараясь сохранять спокойствие, потому что это был единственный способ, который я мог придумать, чтобы вести этот разговор, не теряя контроль, а я не знал, произойдет ли это вообще, потому что все было слишком… несвежим, как будто мы уже говорили о Лее раньше, хотя никогда не делали этого как следует. По крайней мере, без того, чтобы не ударить друг друга. Это был единственный раз, когда мы пытались понять друг друга, и нет, ничего хорошего из этого не вышло.

– К чему ты клонишь, Аксель?

– Я больше не могу это игнорировать.

– Что «это»? – Оливер глубоко вздохнул.

– Ее. То, что произошло. Что она, черт возьми, существовала. Я не могу продолжать говорить с тобой через эту гребаную стену между нами и притворяться, что ничего не происходит, что все по-прежнему, – я, сам того не осознавая, повысил голос.

– Что ты пытаешься мне сказать? – спросил Оливер, и мне показалось, что он был искренне удивлен.

Я взъерошил волосы и попыталась взвесить каждое слово.

– Почему ты вернулся, почему ты просто появился в моем доме в случайный день?