Всё, что мы обрели

– Прости, что я был слабым, Лея. Прости, что я был таким трусом. Клянусь, мне до сих пор не верится, что я это сделал, но такова реальность. Я хочу, чтобы все было по-другому, я изо всех сил стараюсь это сделать, но ты права. Я не был идеален ни тогда, ни сейчас. Может быть, моя вина как раз в том, что я притворялся таковым, а единственная правда – что я чертова ходячая ошибка, и я каждый день пытаюсь изменить это и сожалею обо всем, что сделал неправильно; о том, что был ужасным братом, еще худшим другом, а уж что касается тебя, то…

Я закрыла ему рот ладонью:

– Не продолжай. Не говори больше, пожалуйста.

Я шмыгнула носом, после чего обняла его и уткнулась лицом ему в грудь, полная облегчения и благодарности, потому что мне нужно было, чтобы он признал свою трусость и свои ошибки, мне нужно было услышать, что он осознает это, но я вовсе не хотела, чтобы он продолжал вот так себя мучить, потому что в Акселе были не только плохие черты, но и гораздо больше хороших. И то, что я сказала ему в тот первый день, когда впустила его в свою студию в Брисбене, было правдой. Я ненавидела его, ненавидела так сильно, почти так же сильно, как скучала по нему.

Мы простояли так, обнявшись, целую вечность. Это была идеальная вечность, и я не хотела отпускать его.

– Я хочу показать тебе одно место, – прошептал он.

– Сейчас? – отстранилась я, чтобы взглянуть на него.

– Да. Или когда мы все уладим, – ответил он, зарываясь пальцами в мои волосы и расплываясь в улыбке, которую мне хотелось сохранить в памяти. – Садись.

Он поднял табурет и поставил его перед раковиной, а затем осторожно потянул меня за собой, чтобы я села. Через зеркало я увидела, как он достал ножницы.

– Ты шутишь? – Я рассмеялась сквозь слезы.

– У тебя получилось не сильно лучше.

Я старалась не двигаться, пока он хватал прядь длинных волос; я услышала щелчок ножниц, вслед за которым пол вокруг меня начал заполняться светлыми волосами.

– Я просто пытаюсь подровнять, но, думаю, завтра тебе придется дойти до парикмахерской. И сделать так, чтобы тебя поняли по-французски, когда попытаешься объясниться, – пошутил он, а когда закончил, наши взгляды встретились в отражении.

Аксель провел пальцами по моей шее, а затем поцеловал в макушку.

– Ты выглядишь идеально.

– Я знаю: ты думаешь, что это смешно, но это не так.

Я встала. Он подавил улыбку.

– Я сказал это со всей серьезностью, – заверил он меня, протянул руку, и я пожала ее после небольшого колебания. – Пойдем, пока метро еще работает.

88. Лея

Он был острием звезд.

Тем, что уколол. Тем, что причинил боль.

Но в другие дни…

Он был изгибом луны,

ее улыбкой, ее ртом.

И теплом солнца. Его светом.

Я бежала вдоль всех этих линий,

теряя себя в их вершинах,

трепетала, обнаруживая себя в нем.

89. Лея

– Куда мы идем, Аксель? – спросила я, когда мы пересекли Сену и наши шаги эхом отдавались на проезжей части Пон-д-Арколь.

Он не ответил, просто зашагал быстрее, пока мы не оказались на площади перед Нотр-Дамом. Он взял меня за плечи и осторожно отвел на несколько метров назад. Ночной холод впился в мою кожу, и я задрожала под пальто.

– Что ты делаешь?

– Стой здесь.

И он стал отходить.

Мы смотрели друг на друга, и, невзирая на расстояние, я услышала, как он тихонько фыркнул, прежде чем прижать пальцы к переносице. Он взглянул на темное небо и снова на меня. В свете уличных фонарей было хорошо заметно беспокойство на его лице.

– Мы оба знаем, что были плохие времена, но я хочу, чтобы ты подумала обо всем хорошем, что мы пережили вместе. Те вещи, от которых ты не отказалась бы, несмотря на боль, причиненную другими, несмотря на все это… – Он нервно прикусил нижнюю губу. – И каждый раз, когда всплывает хорошее воспоминание, делай шаг ко мне.

– Я не понимаю.

– Просто сделай это. Пожалуйста.

– Это странно даже для тебя.

– Милая…

– Хорошо.

Я поддалась мольбе в его голосе, хотя не была уверена, что в этом есть какой-то смысл, потому что, если речь шла о хорошем времени, проведенном с ним, я бы бежала, а не шла. Но, возможно, Аксель этого не знал. Может быть, он тоже сомневался и боялся. Поэтому я сделала то, о чем он просил. Я закрыла глаза, думая о нас, о времени, которое он проводил со мной, когда я была еще ребенком (а у него были дела поважнее с моим братом), о вечерах, когда он обычно заходил в мою комнату, чтобы проверить мои успехи, когда я приезжала к отцу, о том, как он заботился обо мне и открывал передо мной двери своего дома, о его настойчивости, когда он пытался разбудить меня, о всех разговорах, которые у нас были, и в тот день, когда он сдался, когда я умоляла его поцеловать меня, пока мы танцевали под Let it be, и все начало меняться, наполняться цветом и счастьем, и его кожа вплотную к моей…