Всё, что мы потеряли

Это было возвращение назад, в тот момент, вспомнить его, столкнуться с ним лицом к лицу, перестать видеть это как что-то нереальное или далекое и принять случившееся. Со мной. С нами. Что однажды какая-то женщина уснула за рулем после двенадцатичасовой смены в больнице и врезалась в нашу машину. Что мои родители умерли из-за этого. И особенно — что они не вернутся. Это реальность. Моя жизнь сейчас.

75

Лея

— Не хочешь в эту субботу поехать в Брисбен?

— Зачем? — Я посмотрела на Акселя, лежавшего в гамаке.

— Мы уже это обсуждали: посмотрим университет, кампус, прогуляемся…

— Не знаю… и я уезжаю в воскресенье.

— Мы вернемся рано. Давай, соглашайся.

Он улыбнулся, и я не смогла отказать. Спустя три дня мы сидели в машине по дороге в город. Дорога занимала почти два часа, поэтому я сняла сандалии, расслабилась и включила радио, где вещала программа местных новостей. Аксель спокойно вел машину, одна его рука опиралась на окно, вторая лежала на руле. На нем были солнцезащитные очки и хлопковая рубашка с принтом пальмы в центре груди. Я вспомнила, как спала прямо там, прижавшись к нему и обнимая его, вспомнила тепло, исходившее от него. Вот бы так могло быть всегда…

Я отвела взгляд и посмотрела на многообразие цветов за окном: зеленые листья деревьев, серый асфальт и кусок синего неба, видневшийся в зеркале заднего вида. Мир был слишком прекрасен, чтобы не хотеть нарисовать его.

— О чем думаешь? — Аксель сделал потише радио.

— Ни о чем. О цветах. Обо всем.

— Немного двусмысленный ответ.

Он засмеялся. Я обожала звук его смеха.

Мы молчали почти все время до приезда в Брисбен. Город нас встретил своими широкими зелеными улицами. Аксель подъехал к университету, и я почувствовала странное ощущение в животе, потому что я нервничала от вида всего этого и от мысли, что, возможно, через полгода я буду тут одна и вдали от всего, что знаю и люблю.

— Готова? — Он уже припарковался.

— Не знаю.

— Пойдем, я знаю, что готова. — Аксель вышел из машины, обошел ее и открыл дверь пассажирского сиденья, а затем протянул мне руку. Я вложила в нее свою, и он мягко потянул. — Открой ум, Лея. И думай обо всем, что ты хотела делать раньше, ладно? Ты должна это сама себе.

Я в тишине последовала за ним, и мы обошли кампус. У Акселя заблестели глаза от воспоминаний своих студенческих лет. Он показал кафе, где обедал с однокурсниками, кусочек газона под деревом, куда сбегал с лекций почитать с сигаретой в зубах. Он рассказал мне занятные байки о преподавателях и о том, что происходило с ним в этом месте, полном историй.

Люди, с которыми мы сталкивались, казались спокойными, студенты с материалами для рисования входили и выходили из аудиторий или прохаживались по коридорам. Я сглотнула, вспоминая, как представляла себя здесь, полную желания захватить весь мир, изображать, чувствовать, показывать…

— Все хорошо, Лея?

Я кивнула.

— Пойдем перекусим.

Мы сели в кофейне и заказали вегетарианские сандвичи и пару напитков. Ели в тишине. Я не переставала оглядываться, проникаясь атмосферой, смехом за соседним столиком, парнем, который рисовал вдали от всех, сидя в углу с наушниками на голове, независимостью, которая, казалось, окутывала всех.

— Я бы хотела быть тут десять лет назад, — прошептала я, — прожить это вместе с тобой, разделить это все… Почему жизнь так несправедлива?

Аксель улыбнулся и наклонил голову.

— Ты не представляешь, какая ты сейчас маленькая девочка.

— Не нужно смеяться, это просто мысль.

Аксель взял меня за запястье, и его большой палец нарисовал пару кругов на моей коже. У меня побежали мурашки.

— Я не в этом смысле. Ты разве не слышала, что мы должны поддерживать своего внутреннего ребенка? Ну вот, не теряй его никогда, иначе от тебя уйдет часть тебя самой. — Его взгляд скользнул к нашим рукам. — Мне бы тоже хотелось… разделить это с тобой. Хотя были бы и плохие моменты, конечно.

— Какие?

— Ты была бы главным ботаником курса, лучшей. А я пытался бы списать у тебя на каком-нибудь экзамене, прогуляв месяц занятий, и, возможно, ты послала бы меня к черту.

Я засмеялась, подвигала пальцами и погладила его руку. Он просто вдохнул глубже, но не отодвинулся. У него были мягкая кожа и короткие мужские ногти.

— Неправда. Я дала бы тебе списать.

— Какая осторожная. И ничего больше? Ты бы не согласилась на свидание?

У меня стоял ком в горле, и я не могла отвести от Акселя взгляд.

— Зависит от твоих намерений.

— Ты же знаешь, они все плохие, милая.

— Есть плохие вещи, которые стоят того.

Его челюсть напряглась, и он резко отпустил меня, проскользив рукой по столу и положив ее на спинку стула.

Вскоре мы встали и убрали подносы с едой. Мы еще немного побродили по кампусу, а затем прогулялись по Саус-Банк. Мы шли по берегу реки, оставляя позади Мост Виктории, и дошли до GoMa, галереи современного искусства, самой большой в Австралии. Павильон сделали так, чтобы гармонично вписать природу и архитектуру, органично используя место у реки. Потрясающая атмосфера.