Всё, что мы потеряли

Затем я услышал, как закрывается дверь ее спальни.

Я остался один, пока пластинка, которую она так и не смогла остановить, продолжала крутиться. Я хотел выйти на террасу покурить и успокоиться перед сном, например. Или послушать еще музыку, пока не придет сон.

Но я не сделал ничего из этого.

Я встал и пошел в ее комнату и зашел без стука. Лея лежала на кровати, замотавшись в одеяла, и я подошел, а затем лег рядом с ней. Ее нежный и сладкий запах взволновал меня. Я проигнорировал здравый смысл, когда поднял руку, обнял ее за талию и прижал к себе, злясь, что она была ко мне спиной и я не видел ее лица.

— Прости меня, милая…

Она снова всхлипнула. В этот раз уже не так сильно.

Я прижимал руку в районе ее солнечного сплетения, а ее растрепанные волосы щекотали мне нос. Я только хотел, чтобы она перестала плакать, и в то же время — чтобы продолжала, чтобы позволила выйти всему, что внутри…

Я лежал с ней в темноте, пока она не успокоилась. Дыхание стало ровным, я понял, что Лея уснула, и подумал, что мне стоит уйти и оставить ее одну. Подумал… но не сделал. Я остался еще на какое-то время рядом с ней, но в какой-то момент, должно быть, уснул. Когда я снова открыл глаза, солнечный свет проникал сквозь маленькое окно комнаты.

Лея обнимала меня, ее ноги обвивали мои, а руки лежали у меня на груди. У меня чуть не выпрыгнуло сердце. Я посмотрел, как Лея спит в моих объятиях, пробежал глазами ее спокойное лицо, круглые щеки и веснушки, появившиеся от солнца на ее вздернутом носике.

Я почувствовал дрожь в животе.

Я хотел поцеловать ее. И все. Я испугался, потому что это не имело ничего общего с желанием. Я представил, как делаю это. Наклоняюсь и трогаю ее губы своими, облизываю их языком медленно, чувствую их вкус…

Лея зашевелилась беспокойно, заморгала и открыла глаза. Она не отодвинулась, только задрала подбородок и посмотрела на меня. Я задержал дыхание.

— Скажи, что не ненавидишь меня.

— Я тебя не ненавижу, Аксель.

Я поцеловал ее в лоб, и мы лежали обнявшись, молча в тишине утра. Лея положила голову мне на грудь, я перебирал пальцами ее волосы и пытался сохранить контроль.

72

Лея

Тогда был солнечный день, несмотря на редкие облака. Я знаю, потому что по пути в Брисбен я прилипла лбом к окну на заднем сиденье машины и думала о том, какой красивый кобальтовый цвет неба. Я мысленно подбирала краски, чтобы передать его тональность…

— Нервничаешь, милая?

— Ну так… — Я поднесла руки к шее, снова осознала, что забыла наушники дома, и спустилась пальцами по ремню безопасности. — Пап, можешь переключить эту песню?

Он это сделал, и заиграла Octopus´s Garden.

Мы ехали в галерею знакомого моих родителей. Две недели назад он заезжал к нам и заинтересовался одной моей картиной, висевшей в гостиной. Он собирался организовать небольшую выставку молодых талантов, и мы ехали на встречу с ним в Брисбен — познакомиться с его партнерами и показать другие мои работы.

— Мы можем поесть, как закончим, я знаю местечко рядом с галереей, где делают лучшие омлеты из всего, что только можно представить: с грибами, с креветками, с беконом, со спаржей… — Мама сказала, что поняла, что имеется в виду под «из всего», папа засмеялся, а я попросила поставить следующую песню. Here comes the sun. Here comes the sun.

— Обожаю эту песню! — я стала оживленно подпевать ей.

— Хороший вкус наследуется, — ответил папа.

Он посмотрел на меня в зеркало заднего вида и подмигнул. Я улыбнулась. Секунду спустя, всего одну, весь мир застыл и перестал вращаться. Песня внезапно сменилась оглушающим шумом сминающегося кузова машины, который просверлил мне уши. Машина кувыркалась и кувыркалась, а у меня в горле застрял крик, который так никогда и не вышел наружу. Я только увидела зеленый мутный след, который означал, что мы вылетели с шоссе. А потом… только тишина. Затем… только неизмеримая пустота.

У меня болело все тело, кровоточила губа, а во рту был металлический привкус крови. Я не могла шевелиться. Я сглотнула, словно у меня в горле застрял камень. Я не могла видеть маму, но папу — да, его окровавленное лицо, дырку в голове…

— Пап… — прошептала я, но никто не ответил.

73

Аксель

В ту неделю я оставил ее наедине с болью зализывать раны.

Лея молча уходила в школу по утрам, а я, опираясь на деревянные перила, смотрел, как она удаляется. Затем я выпивал второй кофе, работал и считал минуты до ее возвращения. Мы обедали практически молча, она была немного отстраненной, а я следил за каждым ее жестом.

Мне не нужно было говорить с ней, чтобы все больше узнавать ее с каждым днем, чтобы видеть, как она приходит в себя потихоньку, собирает осколки с пола, убирает их в карман, а затем старается сопоставить и соединить в одно целое снова. Я бы помог, если бы она попросила, но иногда есть путь, который ты должен пройти сам.

74

Лея

Это было освобождающе, и тяжело, и больно.