Всё, что нас связывает

Осужденный беглец попытался привстать с меня, но Ян тут же оказался рядом и дернул его в сторону, а через миг повалил на тротуар рядом со мной, придавив ударом ботинка по ключице. Хотелось сказать ему не переусердствовать с рукоприкладством — я взял на себя смелость предостерегать его от всякого рода нарушений в течение обычного дня, — но мне не хватало воздуха, чтобы подать голос. Все, что я мог — это лежать на холодном и влажном асфальте и гадать, сколько у меня сломано ребер.

— Ты там встаешь? — ехидно поинтересовался Ян и перевернул Эдди Мадрида на живот, заведя ему руки за спину и быстро нацепив наручники, а затем сел на корточки рядом со мной. — Или просто отдыхаешь?

Я уставился на его хмурое лицо. Эта хмурость никогда не покидает его лица — даже когда он ухмыляется, морщинки на лбу и между бровями все равно не исчезают полностью. Он всегда слегка напряжен.

— Если б я не знал, что ты крут, то начал бы волноваться, — произнес он хрипловатым голосом.

Тот факт, что ни я, ни Эдди не двигались с места, похоже, насторожил его.

— Ми?

Я попытался шевельнуться, и левое запястье тут же пронзила боль. Но что самое интересное, стоило мне вздрогнуть и поморщиться, как светлые глаза Яна потемнели от беспокойства.

— Ты сломал себе запястье?

Как будто я сам виноват в том, что у меня сломались кости.

— Ничего я не ломал, — простонал я, наконец-то набрав немного воздуха в легкие, которого хватило на грубый, хриплый голос. — Но думаю, это сделал наш друг.

— Может, нам лучше отвезти тебя в больницу?

— Я поеду один, — проворчал я. — Ты займешься Мадридом.

Ян открыл рот, чтобы возразить.

— Просто сделай, что говорю, — приказал я, раздраженный тем, что у меня перелом. Снова. — Я позвоню тебе, если не смогу забрать Стаббса из тюрьмы.

Ян хмурился все сильнее, пока поднимал меня на ноги за здоровую руку. Я попытался обойти его, но он подался вперед, и его темная колючая щетина задела мое ухо, отчего я невольно вздрогнул.

— Я иду с тобой, — хрипло сказал он. — Не будь задницей.

Я изучал его лицо, которое знал так же хорошо, как свое собственное. А может, даже лучше, учитывая, что в течение последних трех лет видел его анфас и в профиль, когда он вел машину. Взгляд Яна был прикован к асфальту у наших ног, но внезапно он поднял голову и заглянул мне в глаза, и меня поразила застывшая в нем напряженность. Он был полностью сосредоточен на мне каждой каплей своего внимания.

— Мне жаль.

Я был настолько ошеломлен, что это, должно быть, отразилось у меня на лице, потому что его сердитый взгляд мгновенно вернулся.

— Срань господня, — поддразнил я его. — Для весенней оттепели как-то рановато.

— Ты просто козел, — вспылил он, отворачиваясь.

Схватив его за плечо, я сжал в кулак полупальто, резко развернул Яна и шагнул ближе.

— Нет, я счастлив... я и впрямь счастлив. Да брось. Расслабься.

Он рыкнул на меня.

— Подбрось меня до отделения неотложной помощи, — усмехнулся я, держась за него.

Ворчание Яна меня развеселило, и когда я сжал его плечо, то увидел, насколько он доволен.

— Давай сваливать.

Он рывком поднял Мадрида на ноги — что само по себе примечательно, поскольку наш беглец весил на добрых шестьдесят фунтов больше, — швырнул его к машине, открыл заднюю дверцу и затолкал внутрь. Это заняло всего пару мгновений, затем он снова повернулся ко мне, подойдя так близко, что я чувствовал исходящее от него тепло.

— Ты никогда не должен сомневаться в том, что я пойду с тобой. Для этого и нужны напарники.

— Да, но...

— Скажи «хорошо».

Он никогда не требовал от меня подобного. Обычно я слышал насмешки, поддразнивания, подколки — но не беспокойство. Это было очень странно.

— Да, хорошо.

Коротко кивнув, он обошел «кадиллак-девилль» 1969 года, на котором мы сейчас ездили. Все, что конфисковалось во время наркорейдов или другой преступной деятельности, получали мы. В последний раз мы ездили на «форде-мустанге» 2000 года, по которому я просто сходил с ума независимо от того, был ли за рулем — чего почти никогда не случалось — или на пассажирском месте. То был печальный день, когда он пал жертвой мощного пулеметного огня. Ян все твердил, что это можно будет исправить, пока граната, брошенная в окно, не убила последнюю надежду.

«Сутенерская» машина, на которой мы сейчас передвигались, с белыми колесами и цвета зеленый металлик, была немного чересчур для службы маршалов США. Но нам следовало оставаться инкогнито, и пока мы путешествовали по худшим районам Чикаго, никто даже не обернулся на нас.

— Залезай, — рявкнул он.

— Да, сэр.

И как обычно, мы рванули с места словно ракета, без каких бы то ни было нежных вливаний в поток машин. Ян всегда вел машину так, словно ограбил банк и спасался от погони, а я приучил себя вовремя пристегиваться.

— Какого хрена! — завопил Эдди Мадрид с заднего сиденья, когда его качнуло вперед, а затем при резком повороте отбросило назад. — Накиньте на меня ремень.

Рассмеявшись, я повернулся к своему напарнику, ругавшемуся на людей, деливших с ним движение на дороге.

— Даже наш пленник боится за свою жизнь.