Всё, что от тебя осталось

– Тогда просто перестань думать как мертвец! – практически неся меня на себе, сквозь отдышку приказал он.

– Как это?

– Так, словно у тебя осталось только прошлое.

Да, воспоминания накрыли меня, но я все равно не до конца понимал связь между ними и армией мертвых.

Мы бежали, я смотрел только под ноги. Алексей тянул меня изо всех сил. Мне было холодно. Тело трясло в лихорадке. Мышцы ног невероятно болели, непроизвольно сокращаясь и заставляя меня время от времени полностью повиснуть у него на плече. Возможно, внутреннее кровотечение, которое я сразу не заметил. Возможно, заражение. А может, и отравление из гнилого пня.

Я нерешительно повернул голову. В свете луны сквозь черные стволы шли тени. Словно в замедленной съемке, они оставляли частицы черного дыма позади себя. Вдруг тот, что шел вровень с нами, посмотрел мне в лицо. Его горящие глаза были бездонными огоньками, не выдающими никаких эмоций. Мой лоб и спину покрыли капли холодного пота. Я забыл о боли и ускорил бег.

– Это мертвецы Гленамара?

Алексей, осторожно осматриваясь, прошептал:

– Похоже на то…

Меня же поражало, каким способом я мог видеть то, что со мной сейчас происходит, четыре года назад, когда отравился барбитуратами. Неужели вся наша жизнь преднаписана? Преднаписана кем? И что б этот писака предпринял, если б я просто не остановился сегодня ночью на дороге?

Но я остановился…

Мысли прервала резкая боль в спине. Я мог поклясться, что острые лезвия распороли байку и добрались до самых ребер. Я заорал, изгибаясь от невыносимых страданий. Алексей ускорил бег. Передо мной расплывались картины, и я видел, как длинные черные когти на тонких омерзительных пальцах пронеслись в одном миллиметре.

– Держись, я вижу границу леса, – услышал я.

Была ли граница леса моим спасением, я не знал. Но спасением Алексея точно была.

– Оставь меня.

– Чего?

– Оставь меня. Я не выберусь.

– Не говори глупостей. Соберись. И-и-и-и… – протянул он, будто не решаясь произнести следующее, – молись!

– Я атеист.

– Ну да, конечно, я почему-то так и думал.

– Почему?

Мне уже плохо давалась речь, и я сокращал, как мог.

– Только атеист мог себя загнать в такие дебри.

Я видел последние деревья и корявые кусты. За этой границей светлело поле.

Слева пронеслась тень. Она поравнялась со мной, и я краем глаза видел, как в ее прозрачных руках мелькнул острый топор.

«О, Господи, спаси и сохрани», – вырвалось непроизвольной мыслью, и я зажмурил глаза. По ногам чередой острых игл ударили колючие кусты.

Теперь мы бежали по высушенной траве. Алексей оглянулся и, притормаживая, опустил меня на землю.

– Они отстали, – мучаясь отдышкой, произнес он.

Я поднял голову и увидел их стоящими в ряд на самой границе леса. Убедившись, что они не пытаются продолжить свой путь, я опустил голову. Звездное небо непрерывно кружилось. Далекие звезды расплывались и убегали от взора. Тошнота подобралась к горлу, и меня вырвало на землю. Ужасное чувство, такое изнуряющее, практически парализующее – тошнота. Она заставляла меня страдать пуще остального и ненавидеть все вокруг.

– Молитва? Хе-хе… – уже очень медленно я шевелил языком. – Поможет? Правда?

– Если ты думаешь, что молитва – это просто слова, то ты дурак.

– Если, по-твоему, это святые слова, то дурак – это ты.

Я был рад своему ответу, и даже рад, что смог все это произнести.

После рвоты звезды ненадолго остановились. Я тосковал по ним. Как давно я не смотрел в звездное небо? Очень давно.

– Молитва – это вера. Вера в будущее, в помощь. Как раз то, что тебе бы сейчас не помешало.

– Так что? Кхе-кхе… – я почувствовал вкус крови во рту и поперхнулся, – мда… Что, имя Христа мне поможет?

– Можешь хоть к Будде обратиться, если знаешь как. Главное не молчать.

– Это мое право. Хочу – говорю с соседом этажом выше, обухо… олухо… одухотворенно подняв глаза ввысь. Хочу – молчу.

– Это верно, пока ты считаешь, что Бог где-то недостижимо высоко.

– Так где же он? – вытирая кровь о байку, насмехался я.

– Вот здесь, – рука Алексея коснулась моей груди – того места, что часто называют солнечным сплетением, и где размазал кровь.

Признаюсь, было больно смеяться, но умирать идиотом пока не хотелось.

– Так, когда я молюсь, я говорю сам с собой?

– Когда ты молишься, ты говоришь с божественной частью себя.

Лежа здесь и сейчас, я был рад, что он завел разговор о религии – моем наболевшем. Это помогло выдернуть меня из пучины воспоминаний, сосредоточившись на настоящем моменте. Верил ли я в Бога? Не знаю.

Глядя на толпы озлобленных фанатиков в церквях, слушая просьбы пришедших на службу и читая о жизни самих священнослужителей, мне не хотелось верить в Бога. Как-то в одном кино я услышал: чтоб поверить в Бога, надо узреть дьявола. Что ж, дьявола я сегодня узрел, но все равно мне этого не хватило. Похоже, я слишком много видел дьявольских дел руками верующих, чтоб реальный черт заставил встать в ряды христианства.