А, может, и не такой уже позор, если учесть, что я шесть лет отучился в музыкальной студии игре на пианино, но, практически, играть так и не умею. Эта учёба была для меня сущей пыткой. Я очень люблю музыку. Очень! Но только слушать. Пианино же было конкретным наказанием. Но, видимо, родители решили, что с моей комплекцией заниматься музыкой – самое то. Было куплено пианино, и я несколько дней не без удовольствия беспорядочно стучал пальцами по клавишам, напрягая невольных слушателей звуковой какофонией. Потом надоело. И вот мама отвела меня в музыкальную школу. Там я подтвердил наличие слуха, отбив коробкой спичек по столу заданный ритм, но, поскольку дело было уже во втором классе, и я оказался староватым для первого музыкального, посоветовали пойти в музыкальную студию при клубе пожарников (почему туда – не знаю). Там нас приняли с распростёртыми объятиями, и я поначалу занимался с какой-то строгой учительницей, не взлюбившей меня с первого занятия. Я отвечал тем же искренним чувством (сейчас даже её имя-отчество не могу вспомнить). Мука длилась, пока я не оказался в классе Владимира Дмитриевича Совина – молодого талантливого композитора, подрабатывавшего уроками в студии. Вот с ним мы поняли друг друга с полуслова (или полузвука). Поскольку я главной задачей для себя в то время считал кардинальный сброс лишних килограммов, то учебник по культуризму лежал в сумке вместе с нотами. Владимир Дмитриевич (тоже весьма не худой) активно заинтересовался, и мы изучали книгу вдумчиво, с практическими занятиями. Он принёс из дома гантели, и мы старательно отрабатывали отнюдь не фортепианную технику. Ещё он показал, как надо поднимать стул, держа его за одну ножку. Увлекательное дело. Однажды в момент очередного упражнения со стулом в класс заглянула завуч. Остолбенело посмотрела на нас с Совиным и произнесла фразу из фильма «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён» - «А чего это Вы тут делаете, а»? Совин ответил, что я разрабатываю кисть, чтобы более непринуждённо исполнять арпеджио. «Ага…» - задумалась завуч и позвонила моей маме. Мама возмутилась педагогом, но, слава Богу, других мер не предприняла. А дед, провожая меня в студию, благодушно говорил: «Иди, потягай гири со своим пианистом». В общем, после шестого класса я благополучно ушёл из студии, но «Полонез Огинского» руки каким-то образом наигрывали ещё долгое время. Сейчас вспоминаю только несколько первых нот. Мораль – надо делать то, что дано от Бога. Насильно милым занятие не станет. Усвоив это на собственном примере, старался, чтобы дети занимались именно тем, что им по душе. Но, видимо, в отличие от своих родителей я сделал воспитательный перекос в сторону спорта. Музыкой дети не занимались. И, как выяснилось, напрасно. Повзрослевшая спортивная дочь не один раз сожалела, что так и не научилась играть ни на одном музыкальном инструменте. Слава Богу, на нервах не играет тоже. И это главное. А внук (со знакомой тоской в глазах) учится играть на гитаре. Это, по крайней мере, оценят потом знакомые друзья и подружки. В заключение музыкальной истории – два момента. В первый день армейской службы нас собрали в красном уголке, и майор-начальник клуба строго спросил: «Кто умеет играть на пианино»? И я решил – была не была. Попёрся на сцену и «сбацал» коронные номера – начало «Полонеза», «Цыганочку» и «Бухенвальдский набат» Его мы с Совиным почему-то изучали весь последний год наших совместных музыкально-атлетических изысканий. Кстати, встречено это было благосклонно. И, если бы в одном призыве со мной не оказались выпускники Харьковской консерватории, служить бы мне в музвзводе. А так – это выступление стало вершиной моей исполнительской карьеры. Неутешительные итоги познания мною таинств диезов и бемолей, видимо, охладили родительский пыл в придании детям музыкального лоска. Мой брат в музыкальную школу (и студию) не ходил, позанимался немного дома с учителем и всё. Но играл намного лучше меня, легко подбирая мелодии популярных песен. И, кто знает, может, ему эти занятия были бы в радость, даже без гантелей. Кто знает… В итоге и он не стал музыкантом. Но, сомневаюсь, что сожалеет об этом. Совсем забыл. Небольшой сценический опыт выступления в составе музыкального коллектива у меня, всё же, есть. Я играл в традиционном школьном ансамбле. И инструмент назывался «домра-бас». Не без труда едва освоил его четыре струны, и создавал корявый басовый фон в нескольких песнях, когда мы выступали перед бабушками на избирательном участке. Домру я притащил домой (благо, нести недалеко) и репетировал. Это было похоже на звуки басовой трубы из «Волги-Волги» - бум-бум, бум-бум. Папа так и говорил: «Заслушаешься…»
Мне было интересно, льстило присутствие на сцене. Правда, длилось это музицирование недолго. Ансамбль распался (уж больно он был официальный, казённый, что ли), домру я вернул в школьный красный уголок. Но артистические переживания (хоть и в микроскопическом масштабе) лишними не оказались. В дальнейшей жизни всё пригодилось.
* * *