Всё имеет свою цену

– Да, пусть себе вопит за то, что так гадко говорила с ним…

– Пусть она заткнется.

Жанет моментально умолкла. Он снова протянул к тщетно извивающейся Полине Берг свою дубинку, однако на этот раз разряда так и не последовало. Он лишь легонько притронулся к ее колену и продолжил свою считалку, на этот раз хлопая девушек по коленям не рукой, а принесенным инструментом наказания:

– Он-Дон-Ден, Мама-Фута-Фен, Фута-Фен, Фута-Фен, Он-Дон-Ден…

Глава 48

Прибыв в Хойе Тоструп, Графиня впервые в жизни отправилась на консультацию к ясновидящей. Все происходило в обычной квартире, расположенной на четвертом этаже в большом жилом комплексе неподалеку от станции «Хойе Тоструп». Разумеется, Графиня ожидала, что помещение будет несколько иное – к примеру, какая-нибудь мрачного вида вилла с башенками и сидящими на крыше зловещими воронами. Тем не менее все оказалось вовсе не так. На дверях квартиры висела табличка, на которой значилось Стефан Стемме с супругой, а когда она позвонила, дверь ей открыл мужчина. Это был тощий старик с костлявым, изможденным лицом и глубоко запавшими стеклянными глазами, которые, казалось, жадно впитывают все происходящее, никак, в общем-то, на него не реагируя. Она рассчиталась с ним за визит здесь же в коридоре – наличными и без всякой квитанции. Старик обстоятельно спрятал деньги в потрепанный черный бумажник, который извлек из ящика секретера. Положив бумажник на место, он запер ящик, спрятал ключ в карман и лишь после этого постучал в дверь, расположенную рядом с секретером.

– Можешь называть ее Мадам.

Голос у него был глухой и сиплый, а слово «Мадам» он произнес, открывая перед Графиней дверь, со столь ярко выраженным гнусавым французским прононсом, что казалось, будто он на что-то изрядно сердится.

Комната, в которую она попала, была светлой и производила приятное впечатление: обстановка практичная и, несомненно, подобранная в соответствии с определенным вкусом. Общую идею можно было сформулировать следующим образом: мещанский уют как защита от дисгармонии жизни. Созданию этого имиджа здесь служило все – от персиковых занавесок до украшающих светло-зеленые стены портретов аккуратно зализанных и, очевидно, прекрасно воспитанных детишек – вероятнее всего, внуков. Правда, Графине показалось, что в данный антураж как-то не совсем вписывается – точнее, совсем не вписывается – обилие красного дерева: вместо желаемой элегантности это только портило общую картину обстановки.

Мадам приняла гостью, полулежа в шезлонге в характерном стиле «бидермайер». Не вставая, она ограничилась тем, что, немного приподнявшись на своем ложе, протянула навстречу подошедшей Графине вялую белую руку. На вид этой миниатюрной, хрупкой женщине можно было дать примерно лет шестьдесят. Элегантность модного серого костюма подчеркивала наброшенная на худенькие плечи изящная белоснежная шаль. На усталом лице со скучно опущенными уголками капризного рта разительно выделялись почти прозрачные светящиеся живым умом глаза. Косметикой она, вероятно, не пользовалась, равно как не носила никаких украшений. Графиня присела на стоящий напротив стул. Мадам сказала:

– Ты ограничена во времени – сегодня вечером у тебя еще одна встреча.

Голос у нее был странный: монотонный и лишенный какой бы то ни было интонации, как если бы она просто зачитывала ряд цифр. Графиня скептически поинтересовалась:

– Ты что же, это видишь?

– Я это знаю. Конрад только что звонил мне – вероятно, ты выключила свой мобильник. Тебе необходимо вернуться в префектуру полиции в половине восьмого, самое позднее – без четверти восемь. Я обещала ему передать тебе это.

– Спасибо, весьма любезно с твоей стороны.

– Ты здесь впервые, и я понимаю, что ты испытываешь определенного рода недоверие к моему дару. Ничего страшного, поначалу так обычно бывает со всеми. В сущности, это вполне объяснимо. Я часто думаю, что надо быть уж чересчур наивным, чтобы с самого начала безоговорочно поверить мне.

Не зная, что сказать, Графиня лишь молча пожала плечами и развела руками. Наверняка Мадам всегда прибегает к помощи этого вступления, когда сталкивается со здравомыслящими и, следовательно, скептически настроенными людьми. Графиня подумала, что уж коль скоро она здесь, то неплохо было бы прояснить один момент. Она спросила:

– Несколько дней назад, говоря со мной по телефону, ты настаивала, что я должна, как ты выразилась, прилипнуть к Стину Хансену. Для чего это было нужно?

– Откуда же мне это знать? Однако, насколько я понимаю, ты все же вышла на человека с таким именем?

– Но это вполне обыкновенное имя.

Мадам даже не пыталась скрывать, что рассержена. Графиня без труда выдержала ее гневный взгляд, противопоставив ему здоровый скепсис. В течение нескольких секунд женщины напряженно разглядывали друг друга. Наконец хозяйка нарушила молчание: