Он бурчал тихо, хотя его никто не слушал. Задачка с этим дренажом. Вот выкрутить бы идейку. Дорошин, конечно, сразу же потребует расчеты, когда вернется. Мужик он справедливый, хоть замысел Володьки для него как пугало. Петр представлял себе, как шеф глянет его эскизы и расчеты, а там уже есть на что глянуть, и скажет:
— А все-таки ты умница, Петька… Умница… Бог.
И не надо Ряднову от него больше ничего, даже той однокомнатной квартиры, которую обещал Дорошин ему еще четыре года назад, а теперь делает вид, что не помнит о своем обещании, а он, Ряднов, не напомнит ему об этом никогда, даже если ему придется жить в общежитии еще пять лет.
На следующий день после вечерней встречи Ряднов зашел в лабораторию. Жанна сидела у себя в кабинете, заполняя очередную сводку для Крутова. Увидав его, засмеялась:
— И ты, Брут? Тут уже были и Григорьев, и Паша… Всем хочется знать, на что можно рассчитывать после возвращения Дорошина. Не волнуйся, Петя, тебе, кроме матов, ничего не достанется. Ты, как всегда, только исполнитель.
— Что раскопали? — спросил он.
— Определенного ничего. Завтра-послезавтра приходи. Лучше послезавтра.
Похорошела. Глаза сияют. Эх, бабы… А Михайлов все докладики готовит. Ничего не видит, ничего не слышит. А она вон прямо в глаза людям смеется. Совести нет.
Ушел, а на душе тревога. Чего там три дня с рудой возиться? Тут на два часа дела. Если за пятьдесят процентов содержание металла — это дело. И слой если подходящий. А если кварциты — то пропала Володькина затея. Пропала. Надо бы к буровикам самому смотаться. А то тут тайна, покрытая мраком. Конспираторы. Как работать — так Петя, а как сведения — так небось от Пети подальше… Как же, он — неустойчивый товарищ. В первый же момент откажется. Послать бы вас всех подальше куда, а самому в санаторий, на берег моря, к шашлыкам и персикам… Два года не отдыхал. Зимой как лошадь работал, чтобы проект до лета дотянуть. Дудки. Запрягли опять. Надо с Галиной Сергеевной поговорить. Галина Сергеевна… Договорились, что он будет называть ее Галей. Она так потребовала. А он все по имени-отчеству… Она ж на три года моложе. Все равно не может по-другому. И она его все никак не может по имени просто. Тоже Петром Васильевичем величает. Хорошо ему с ней, просто. Будто с отцом, когда можно про все свои сомнения рассказать, как в детстве.
Что ж с дренажем? Где взять воду для села и как убрать воду на площадке? Как?
7
— Так, — сказал Рокотов, стараясь хоть выражением лица своего не выдать растерянности, охватившей его. — Так… Вот такие, значит, пироги. Семь-восемь метров богатой руды… Шестьдесят три процента железа. Остальное — кварциты… Рудное тело под углом. Восемь метров… Это практически ничего. В дорошинских разработках — до семи — десяти метров богатой руды. Сплошной слой. Бери экскаватором и черпай. Кварциты внизу. Что делать, Жанна?
Она взяла у него из рук бумагу, села в кресло:
— Послушай, я иной раз удивляюсь тебе… Ну зачем делать трагедию из пустяка? Что они вообще значат, эти две деревушки? Там твой дом? Зачем тебе ссориться со всеми из-за какой-то глупой, прости меня, совсем неоправданной принципиальности? Выбрал месторождение не ты? Чего ж тебе воевать?
Была она сегодня немного непривычная для Рокотова. Сидела в кресле эффектно, так, чтобы были видны до самого возможного предела великолепные ноги. Волосы отсвечивали свежим лаком, и в комнате витает запах тонких французских духов. Когда он, в прошлое ее посещение, дал ключ от квартиры, она засмеялась:
— Это мне понимать как знак доверия, да, Вовка?
Ему не нравилась ее ненатуральность, театральность в движениях и поступках, но теперь уже было поздно рассуждать. Теперь оставалось ждать, чем все это кончится. И он был готов к этому.
Вчера зашел к Михайлову, сам не зная зачем. Дмитрий Васильевич сидел над сводкой, которую только что принесли. Черкал красным карандашом все цифры до ста. Лист был расцвечен почти наполовину.
— С уборкой неплохо… А вот молоко…
Рокотов постоял около него, пытаясь понять, зачем он сюда пришел, не сообразил, двинулся к двери:
— Работайте, Дмитрий Васильевич… Я просто так.