Всё началось, когда он умер

«Наваждение какое-то, — смущенно подумала она. — Может, Ксения Ивановна ведьма? Обычная такая колдунья. Злющая тварь, которая будет мстить, пока не изведет меня, не сживет со свету? Предупреждала бабушка: не обижай людей, не знаешь, на кого нарвешься. Сглазят, порчу наведут. И помереть не сможешь, и жить не захочешь. Ох, внучка, нет дьявола человека дьяволее». Катя испугалась и поверила. А в училище ей преподали строение организма. Тогда и возникло то, что не дало наложить на себя руки: преклонение перед совершенством. Человек мог быть глупым уродом снаружи. Но внутри обязательно был неимоверно сложным и изысканно простым красавцем. И великий мозг регулировал жизнедеятельность этого чуда. Как чье-то грязное желание, бессмысленные слова и ритуальные телодвижения заставляли микроскопические клетки тканей любого органа выйти из повиновения, даже вообразить не удавалось. Но все равно Катя еще побаивалась дурного глаза. Мало ли на что он воздействует. Вдруг на сам регулятор?

Тут началась практика в стационаре. Трифонова видела, как жаждали люди выздоровления близких, как молились за них. А те умирали. И она сказала себе: «Нет! Если любовь бессильна в мысленном порыве спасти, то ненависти губить одним хотением жирно будет. Иначе человечество давно бы вымерло». Страх отступил. И Катя добила его свободным рассуждением: «Зависть, лень и трусость — вот основа этой ереси. И особи с такими качествами норовят взвалить на других промежуточные действия между „чтоб ты сдох“ и „наконец-то ты сдох“. Хотите умертвить, оторвите задницы от стульев, раздобудьте ножи, топоры, пистолеты, идите к жертвам, взгляните в их лица и используйте оружие. Не идут, берегут свою шкуру. Потому что есть самозащита и убойные отделы полиции. Нанимают колдунов и через них, зарабатывающих на своей мании величия, поручают неким темным силам уничтожить врага. Ну, падаль же! Настолько падаль, что верят, будто кому-то в отличие от них, убогих, дано возжелать и оно само сделается. Вот те, кто просит Бога о выздоровлении, при этом лечат и ухаживают за больным, не жалеют сил, времени, денег. Вроде мечтают об Идеале, а четко соображают, зачем человеку тело. Чтобы осуществлять». При всей наивности рассуждений, Катя избавилась от ужаса перед тайными недоброжелателями. Такой уж был характер: даже не исключая, что можно вредить на расстоянии, она не страшилась тех, кого презирала.

Вспоминая о давней уже битве с предрассудками, Трифонова довела Журавлика до места. Ксении Ивановны с Мики еще не было. Надо было пройти вдоль сетки и завернуть в арку, во двор. Там, в самом углу, пряталась калитка. Но Катя остановилась, вцепилась какими-то деревянными пальцами в холодные металлические ячейки и закрыла глаза. Скудно освещенный единственным фонарем пустой квадрат исчез. Хватит о магии. Доктор не виновата в том, что медсестра ушла из общаги, бесперебойно поставляющей темы для разговоров и собеседниц. Из поликлиники, где не возбранялось болтать о личном. Даже в болезни сестры квартирной хозяйки ее не обвинишь. До какой же степени надо провалиться в одиночество, чтобы едва не чокнуться, дожидаясь встречи с немолодой москвичкой. Может, дело в том, что она интересна тебе, а ты, раз уж она позвала секретничать, — ей? Все равно слишком мощная реакция.

В десятом классе Катя сидела на жесточайшей диете, чтобы втиснуться к новому году в подаренную родственницей модную юбку. И отлично помнила хроническое ощущение униженности. Белый свет был отвратителен, люди ненавистны, голод бесполезен. Но стоило поесть, особенно запретного, как все вокруг менялось. Хороший народ бродил по прекрасному миру, заветный объем талии был легко достижим. Вот завтра поголодает, и килограмма как не бывало. Дожидаясь назначенного Ксенией Ивановной времени, она узнала симптомы зависимости от еды. Также не хотелось двигаться, все раздражало. Время единственной жизни приходилось торопить, чтобы настал час, когда можно съесть какой-нибудь огурец. И лишь после этого, и то не сразу, удавалось встать и заняться чем-нибудь полезным. Трифонову оскорбляла несвобода от жирного и сладкого, а позже и от любого, если она ела это до отвала. Механизм возникновения настроения был очевиден: сыта — нормальное, голодна — плохое. Ну их, эти механизмы. Кто не помнит разочарования, когда из-за ширмы на поклон выходит кукольник? И живая лисичка-сестричка оказывается рыжей тряпочкой, натянутой на волосатую руку.

Журавлик истерически залаял. Трифонова открыла глаза. Перед ней с другой стороны ограждения прыгал Мики. И стояла Ксения Ивановна с веселым недоумением на лице:

— Добрый вечер, Екатерина. Вы заснули? Интересная особенность. На операциях не мешает?

— Здравствуйте еще раз. Я не сплю в вертикальном положении. Диета замучила. Обессилела, — механически соврала Катя.

И неожиданно излила возмущение связью еды с хандрой, правда, не касаясь сегодняшнего ожидания.