Всё сначала!

Отдельный аттракцион – перевязки с использованием клеола. Это такой жидкий медицинский клей «Момент», олицетворяющий собой все несовершенство медицинской промышленности того времени. Иного способа зафиксировать на животе громоздкую повязку в конце девяностых годов еще не придумали. Операционное поле большое, и надо было покрыть его целиком. Выглядело это следующим образом: марлевый тампон, сверху общая марля, и все это посажено на клей, который тут же становился частью кожи. А сдирать эту намертво вросшую в рану конструкцию надо было непременно бензином или спиртосодержащим раствором. Непередаваемые ощущения, как если бы терли разъедающим веществом по свежесодранной ссадине! За каждую перевязку килограмма два теряешь запросто. Зубами скрипишь, обливаешься потом, но неловко кричать или ругаться матом, хотя хочется очень! И так девять раз… Пока не сняли швы.

***

По артериям и венам

Городских коммуникаций,
По краям разрытых ран
Апрельских ремонтных работ,
По деревянным мостикам
Мимо торгующей толпы
Подростков и опустившихся женщин,
Мимо книжных киосков
И ящиков с пивом,
Мимо роз, мимо тюльпанов,
«Беломорканала», «Стрелы»,
«Стюардессы», пирожков и нищих…
И, господи, через все это
Я еще способна вспомнить
Твое лицо.

Я часто думаю об этом и уверена: если бы болезнь была смертельной, я бы, наверное, умерла. Но она была просто плохо совместимой с жизнью. А врачи-хирурги взяли и совместили. За это им огромное спасибо!

Помню, как раздумывала: «За что Господь послал такое испытание? Почему мне? И сама же себе отвечала: «Это просто такая ситуация, урок, этап жизни. Мне ниспослано ровно столько, сколько я заслужила и могу вынести. Поэтому держись, терпи и внимай, но не сдавайся!» А еще перед глазами всплывала увиденная мною однажды шуточная картинка, на которой аист заглатывает лягушку, а под ней подпись: из каждой ситуации есть как минимум два выхода…

***

Все чем только можешь наградить меня,

О, Господь, —
Так это – любовью.
Все, чего заслуживаю я —
Только присутствие времени.
И, Господи,
Пусть только не умолкает
Песня в ее душе,
Как когда-то во мне…

Вспоминала рассказы бабушки о тяготах ленинградцев в блокаду, закалялась и ободрялась их примером. Давала себе разные обещания: если встану на ноги, брошу пить, ругаться матом, сердиться на людей, стану добрее, собраннее, научусь прощать, начну помогать ближним, займусь изучением языков, буду больше читать, ходить в музей и оперу…

Всякий раз, когда попадаешь в какую-нибудь передрягу и чувствуешь, что висишь на волоске, смещаешь приоритеты. Но запала хватает ненадолго. Каюсь, многое не выполнила.

В общем, каких только мыслей не возникало, в том числе и о смерти. Но думала о ней не в контексте избавления. Мечтала только об одном – не быть обузой родным и друзьям. Просила Бога: «Дай мне сил перенести все испытания, не сойти с ума. А если все-таки придется умереть, пусть у меня хватит мужества уйти максимально красиво, без криков, унижения, не потеряв человеческого достоинства!»

Наверное, Он услышал меня: в первую очередь я старалась не усложнять жизнь врачам, дать профессионалам возможность спокойно работать, выполнять необходимые манипуляции в срок и в нужном количестве.

Было ли мне страшно? Я не думала об этом. Мне было важно не расстраивать друзей и маму. Сначала я пыталась утаить от нее мою госпитализацию. Первые дни, когда я не отвечала на звонки, мама решила, что я на гастролях. А потом, почувствовав неладное, заволновалась, стала обзванивать моих друзей. Все раскрылось как раз перед второй операцией.

Иногда спрашиваю себя, почему мне удалось выжить там, где другим не повезло? Почему этот счастливый лотерейный билет вытянула именно я? Может быть, потому, что постеснялась умереть. Или просто так совпало: молодой возраст, клиника, врачи, друзья.