Всё-таки живые (СИ)

— Все, кто был на электроподстанции. Два диспетчера, участковый милиционер, водитель милицейской «Волги», Фадеевы — бабушка и внук. Отец и мать семейства были «распылены» амариллами раньше, в их доме, — не совсем корректная информация, но детали сейчас не важны, спецорганам нужны только данные, в каком виде искать трупы и где.

— Анохину, что ли, сообщишь? — полуиронично спрашивает Фёдор, пряча за кривой улыбкой боль.

— Ему самому. Кто ж ещё там с Доктором лично знаком и работал в паре… Тебя светить не буду, у него от фамилии «Скворцов» до сих пор глаз дёргается.

— Вот и чини ему после этого видеомагнитофон, — хмыкает Фёдор. — Так-с, с разъёмом всё понятно, пойду готовить аккумулятор. А ты всё-таки намекни Серёге, что мне нужен откос от работы за прошедшие сутки. Сегодня-то суббота, а вчера у меня был рабочий день, и я его с вами пропустил.

Не могу удержаться:

— Мы же звонили в институт, и там все думают, что ты лежишь с расстройством желудка.

— Да кто в это поверит, птичка наивняк… А строгача получать неохота. Пусть Серёга Анохин отмажет по своим каналам, зря он, что ли, теперь генерал… Я, может, за него его работу сегодня сделал.

— Он и за это тебя не простит.

— Не простит, но всё равно завалится с бутылкой армянского в ближайшие дни и станет вытрясать подробности. Знаю я его, это же Анохин…

Похоже, у них гораздо больше общих воспоминаний, чем можно было бы подумать. Жаль, мне ничего не известно об этих приключениях Доктора, ведь даже далеки не всё о нём знают. Да, наверное, и невозможно узнать всё — слишком уж Хищник особенная персона. Теперь вдруг становится понятным один старый разговор, ещё в первый год, проведённый на Земле, когда Фёдор попросил меня просидеть холодный февральский вечер в сарае и не светиться перед гостем. Которого, кстати, звали Сергеем. У меня тогда чуть система обогрева не отказала, но теперь выясняется, что оно того стоило: прожжёного КГБшника, который «в теме», не купишь ни фильтром восприятия, ни сказочкой про робота-домработницу. Он бы вмиг просёк, что в Валентиновке поселился далек. И что бы из этого вышло, даже страшно подумать.

А ведь Фёдор, получается, меня не выдал. Он тогда ещё не знал, что я такое на самом деле, он только сейчас начинает потихоньку вникать. Но всё же, понимая, что я не глюкозка по характеру и идеологии, он спрятал меня от сотрудника спецорганов. Если честно, я не понимаю мотивацию его поступков, по всем формулам Скворцов и сейчас ведёт себя неправильно. Он должен быть обижен и вообще не желать меня видеть. А вместо этого помогает. Всё складывается, если только поднять до зашкаливания параметр «доброта». Но я таких чисел сроду не видела. Вот, значит, как оно бывает — совершенно нестандартные двуногие, вроде меня…

Чувствую усталость, несмотря на лекарства. Начинает клонить в сон, это значит, реанимационная система перешла на наркотики. Очень плохо.

Ривер ещё раз пробегается взглядом по показаниям приборов, хмуреет, встаёт.

— Тлайл, я скоро вернусь. Позвоню и вернусь.

— Я попробую заснуть, — отвечаю.

Во сне всё проходит легче. Даже смерть.

Сонг наклоняется ниже, к самому стеклу, отчего её дозиметр выдаёт предупреждающую трель.

— Заткнись, соловей-пташечка… ТМД, если выживешь, обещай не забыть про день Сумерек и письмо.

— Ключевое слово «если».

— Хорошо, когда выживешь, — она поднимается, предпочитая оставить последнее слово за собой, и выходит следом за Фёдором.

Птичка наивняк тут не я, никаких «когда» и «если» меня не ждёт.

Закрываю глаз. Просто надо спать и ни о чём не думать.

Ничего страшного в смерти, наверное, нет.

Ключевое слово «наверное».

Комментарий к Сцена шестнадцатая. *«Амирани», грузинская мифологическая поэма в переводе Шалвы Нуцубидзе.

**про подвиг пожарных на крышах машинного зала и третьего блока не знает только ленивый. А вот подвиг персонала станции уже менее известен, хотя более важен. Дежурная смена погасила внутренние пожары, откачала из турбин масло и водород, и всё это по колено в радиоактивной воде, пыталась охладить реактор, пока не рассвело и не стало ясно, что реактора, в общем, уже нет и охлаждать нечего. Поэтому пожарных погибло шестеро, а персонала — двадцать три человека. И изрядная часть их, в отличие от пожарных, посмертно была обвинена в причинах аварии, потому что стране нужны были виноватые, и быстро. А проектировщики наказания не понесли, хотя их вина была не меньшей.

====== Сцена семнадцатая. Финал. ======

Долго поспать не получается, меня будит сильный толчок.