Первым, что сделал доктор Метц, так это выпарил всю влагу из чёрной крови белой женщины Мери. Когда в прокалённой чашечке остался лишь чёрный порошок, он добавил к нему молока. Чёрное растворилось в белом — почти что «альбедо» сменило «нигредо». Но до этих стадий было ещё очень далеко.
— Папа… — еле слышно прошептала Лили, когда открыла глаза и увидела склонившегося над ней отца.
— Здесь и Даниэль, милая.
— Да?..
— Я тут, Лили… — прильнул к изголовью кровати молодой человек.
— Дочка, я дам тебе кое-что, — обратился к ней доктор Метц, поднеся к её губам стакан с мутной жидкостью, — выпей, пожалуйста. Тебе должно стать легче.
Даниэль помог приподнять ей голову, и девушка послушно приняла лекарство мелкими глотками.
— Папа… я так… просто хотела…
Но Лили не успела договорить и впала в дрему.
— Держи её за руку, — обратился к Даниэлю доктор, — следи за пульсом.
— Хорошо.
Тем временем доктор Метц достал банку с плавающей в растворе шишковидной железой — частичкой бессмертного существа.
— Что это? — поинтересовался ученик.
— А на что похоже?
— Не знаю… — замялся тот, — скорее всего часть мозга.
Затем доктор Метц достал старый инструмент, которым когда-то пользовался ещё профессор Книпхоф.
— Это крючок? — спросил Даниэль.
— Ты прав.
Молодой человек тревожно обхватил запястье Лили.
— Пульс стал слабее. Я его еле прощупываю!
— Так и должно быть, — спокойно ответил ему доктор Метц, хотя и понимал, что сейчас он не мог ни за что поручиться.
Но Даниэль уже не внимал его словам. Его возлюбленная больше не подавала признаков жизни.
— Лили… — позвал он в последний раз и сорвался в беззвучный плач у её смертного ложа.
— Послушай, мальчик мой, — дрогнувшим голосом обратился к нему доктор Метц, силясь не потерять самообладания, чтобы самому не припасть к одру дочери, — возьми себя в руки. От тебя зависит, получится ли у нас задуманное или нет.
— Зачем?.. — качал головой Даниэль. — Её больше нет.
Но доктор Метц был непреклонен:
— Это лишь третья стадия — разделение. Нужно пройти ещё девять.
— О чём вы говорите?
Доктор Метц взял в руки крючок и принялся его дезинфицировать.
— Открывай банку и подготовь препарат, — скомандовал он, — мы должны осуществить соединение.
— Соединение чего?
— Тканей. Вернее, нам необходимо вживить чужеродный орган.
Даниэль кинул тревожный взгляд на железу, потом снова на своего учителя и спросил:
— Профессор, вы что, хотите провести операцию на мозге?
— Это единственный вывод, к которому я пришёл. Больше ничего не остаётся.
— Но ведь это невыполнимо! Мы не сможем вскрыть черепную коробку!
— Поэтому мы и не будем этого делать. Насади препарат на крючок. Только аккуратно, целостность не должна быть нарушена.
Когда Даниэль выполнил поручение учителя, доктор Метц принял инструмент и поднёс частичку чужого мозга к ноздре дочери. Медленным точным движением он стал проталкивать комок внутрь, и когда крючок вошёл вглубь на пятнадцать сантиметров, доктор Метц неспешно стал выдвигать его обратно, пока пустой крючок не вышел наружу, оставив после себя лишь тонкую струйку крови.
— Это было соединение…
— Оно бы убило её, — безучастно произнёс Даниэль.
Доктор Метц хотел было резко одернуть ученика и сказать, что Лили и так жива, но теперь он и сам стал в это сомневаться.
— Думаю, нам нужно ждать.
— Чего?
Доктор Метц и сам не знал, но твердо верил, что нечто обязательно должно произойти. Судя по английским письмам и комментариям к ним, даже профессор Книпхоф в этом не сомневался, а он был большим знатоком в вопросах жизни и смерти.
На следующий же день на бездыханном теле Лили начали проступать странные пятна. Из багровых синяков они превращались в чёрные пятна. Казалось, все сосуды вмиг лопнули и разлагающаяся кровь почернела.
— Это же не трупные пятна? — пораженно вопросил Даниэль.
— Ты прав, это не они. Но так и должно было произойти. Нигредо…
— О чём вы?
— Почернение. Начало Великого Делания.
По прошествии двух дней чёрные пятна стали сходить. Кожа Лили вновь становилась светлой и гладкой, даже веснушки исчезли с лица.
— Это свертывание, — пояснил доктор Метц.
— Крови? — непонимающе переспросил Даниэль.
— Нет, так называется шестая стадия. Её ещё именуют побелением — «Альбедо».
Произнеся это, доктор Метц вспомнил о белой женщине Мери, чья железа отныне поддерживала в его дочери остатки жизни. Лишь бы Лили не побелела как та несчастная. Но что-то уже произошло с её волосами — в них пропал рыжий огонь, и они стали тускло-медными. Кудри слегка расправились и теперь спадали мягкими волнами по простыне.
Пару дней не происходило ничего нового. Тело не разлагалось, а значит, Лили оставалась живой.
— Я думаю, пришло время вскармливания, — объявил доктор Метц, оторвав взгляд от старого письма.
— И как, по-вашему, следует интерпретировать это указание?
— Самым прямым образом. Викарий Эйтон писал профессору Книпхофу, что только кровь даёт жизненную силу. Пожалуй, нам стоит это испытать.
— Но как мы вскормим Лили кровью? Она ведь без сознания и не сможет глотать.
— Значит, сделаем переливание. Поможешь мне с гемотрансфузным аппаратом.