Всю жизнь я верил только в электричество

Так около двух часов ночи раздался грохот в сенях и в комнату с разрывающими душу и слух рыданиями ворвалась Валя, младшая Панькина дочь и жена дяди Васи.

– Ваську!!! – вскрикивала она внутри рыданий.– Ваську моего!!!

Дед ссунулся с печки.

– Никшни! – рявкнул Панька – Орёшь! Ваську – чего? Бабёнка чужа увела? Ась? Не слышу. Чего сбабахнулось-то? Толком говори. Не мельтеши тут!

– Убили Ваську! – зарыдала Валентина, осушая лицо ситцевым в горошек платком. – Как есть, убили насмерть!

Вышла бабушка из своей комнатки в ночнушке.

– Где убили? Когда? Кто? – она на ходу набрасывала на себя сверху юбку, кофту и платок на голову.

– Не знаю-ю-ю-у! – забилась в истерических рыданиях Валентина и улетела, открыв телом дверь, во двор. Бабушка за ней выбежала. Дед сполз с печи в кальсонах и тельной нижней рубашке. Оделся и спросил меня.

– Шуркина молодуха ведаешь где проживает?

– Знаю, – испуганно сказал я. Мне и в голову не могло прийти, что дядю Васю, здоровенного мощного мужика, можно убить. Мне казалось, что его и поцарапать-то было не под силу даже жене его.

– Айда бегом туда! Шурку от сластей отрывай. Пусть сей минут домой вертается торопко. Скажи, что беда, видно, у нас в семье.

Я нацепил трико, кеды и убежал.

– Вы чего взбаламутились!? – говорил Шурик на бегу. – Убили бы, по его паспорту и правам уже милиция была бы у Паньки дома. Тут что-то другое. А вот что и где искать его, – думать будем. Панька где?

– Курит на завалинке. Тебя ждет.

– Ладно,– Шурик перешел на быстрый шаг, а мне все равно пришлось бежать легонько. – Разберемся.

Через пять минут собрались все. Стали думать, попутно успокаивая Валентину.

– Что убили, это навряд ли, – говорил дед, затягиваясь махрой .– Шурка прав. Милиция была бы уже по адресу прописки. По бабам Васька наш не шалун. Не увлекается ентим безобразием. Остается одно. Нет два. Или в аварию попал. Или поломался на трассе. Ждем утра. Не объявится, сунемся искать. Всем понятно? Тогда спать всем.

– Не, я пойду, – Шурик потянулся с улыбкой. – В пять тридцать ей на дойку, а я уже буду дома. Там и решим, когда начинать и что делать.

– Ну, вы спите покедова, а я так посижу, – всхлипнул Валентина. – На скамеечке. Может к утру и сам объявится, если недалеко поломался.

И все разошлись. Покоя не было. Но и тревоги явной почему-то тоже.

– Получится спать, спите, – спокойно сказал Панька и лёг на печь, не раздеваясь.– Мало ли какие силы нам с утра понадобятся. Давайте.

Лечь все легли, но спать, конечно, не получилось ни у кого. Так и пролежали остаток ночи. В раздумьях, опасениях и надеждах.

А Валентина так на всю ночь и приклеилась к скамейке. Утром рано Шурик пошел по делу, а когда трусцой бежал обратно, выглянул на улицу. Рассчитывал увидеть бензовоз возле дома напротив. Но улица была пуста как кошелек перед зарплатой. Ещё даже коров не выгоняли. Валентина будто проглотила кол и потому сидела ровно, прогнув спину и глядя просто в пространство. Шурик, неожиданно выскочивший движущийся объект, Валентину расколдовал именно движением. Она вскочила и, поддерживая длинную юбку двумя руками, понеслась к нему. А он-то её обнял и по голове погладил. Именно это и выдернуло из недр любящей Валиной души страшные вопли. Она была жестоко охмурёна за ночь дьяволом, который нашептывал ей самые жуткие картины трагической гибели её мужа и отца их детишек. Валентину стала выворачивать наизнанку такая энергичная истерика, которая не только нас разбудила и поставила рядом с ней, но и половину села – точно. Некоторые соседи не слышали раньше такого накала трагизма в форме беспрерывного стона с криком, а, может, крика со стоном, даже в самых страшных фильмах про несчастную любовь, нацепили на себя первую подвернувшуюся верхнюю одежду и примкнули к нашей печали. Валентина билась головой о широкую мощную грудь Шурика и грудь его гудела гулко и тревожно. Наконец Панька эту драматическую вакханалию, которая могла заразить окружающих и они бы тоже забились в истерике, прервал ужасным по силе и интонации рыком:

– Ну-ка, всё заглохли сей момент и слухайте сюда! Кому гуторю! Никшни все! Дело надо мараковать, а не слюнями раскидываться на честной народ! Ты Валюха, не гоношись, спокой держи! Ажник уши вспухли от алахарьства твого. Держи себя, не распущайся ровно пряжа недокрученная. Васька твой не аманат, не обманщик, то бишь. Дурковать тебя и нас не станет. В загул не пойдет. Индо не анчутка он, а мужик порядошный. Потому бельтюки свои вытри, чтоб боле слезу не видал я твою. И стало тому быть: всем скопом делимся на группы и начинаем кругом искать. Баскаком главным Шурка будет. Я сказал!

Панька скрутил козью ногу, сел на завалинку, откашлялся после громкой речи своей и поджёг бумагу. Потянуло острым табачным дымом, который почему-то всех привел в чувство.

– Это бирюка-одиночку сыскать в лесу да в степу тяжко, – дед поднялся и подошел к нам. Было нас с соседями уже человек двадцать. – А живого человека сыщем, не боись. И счас прямо-таки и зачнем сыск. Ты, Шурка, чего надумал? Имеешь мыслю?