Всю жизнь я верил только в электричество

За десять минут мне удалось уболтать тётку в синем халате и с ведром воды, которой она поливала цветы в двух больших вазонах с витиеватой лепниной. Вазоны высились на цементных столбах прямо возле входа на северную и восточную трибуны. Она открыла большим ключом большой как книжка замок на маленькой двери в больших воротах и я побежал на третий ряд трибуны южной, где мы переодевались и где, по-моему, уже не должно было лежать ни трусов атласных с полосочками, ни шиповок моих любимых. Но столица – это вам не провинциальный городишко, где всем всего не хватает. В столице, похоже, у всех было всё. В том числе и совесть, чего в нашем разношерстном Кустанае, населённом старожилами, беглыми, сосланными до войны и после неё по разным причинам людьми, а также зэками на поселении и деревенскими мужичками, да бабами, изменившими деревням своим с натуральным городом, конкретно не хватало всем. И барахло моё забытое уже давно бы спёрли. В Алма-Ате , я так подумал, собрались все самые честные и порядочные люди. Работников стадиона, а их я сразу же увидел повсюду, убирающих, поливающих, расчёсывающих газон на поле, подметающих проходы и протирающих скамейки, и насчитал не менее пятидесяти, вещи мои не тронули. Шиповки, завёрнутые в атласные красные трусы с полосочками лежали там, где я их, придурок, забыл. Взял я добро своё, поднялся наверх, к световой мачте, посмотрел с высоты ещё раз на отливающие голубизной небесной горы, на улочку посмотрел узенькую, последнюю после проспекта Абая. По ней ехали две машины и шли три человека. А один набирал в ведро воду из колонки. За улочкой в сторону гор тянулось желто-зелёное поле кукурузы. Полю этому конца не было до самых предгорий и я почему-то подумал, что столько кукурузы посажено сразу за центральным проспектом, потому что кукуруза – любимая еда столичных жителей, как у нас, кустанайцев, семечки. При воспоминании о семечках взвыла моя истосковавшаяся по ним душа и я понял, что пора бежать в гостиницу, брать сумку и совершить последнее перед отлётом домой путешествие на знаменитый восточный базар, который местные звали Зелёным. Надо было и семечек купить, и прелесть базара восточного оценить и купить всем своим самый прекрасный подарок – уникальные, растущие только здесь и нигде больше в целом мире, легендарные яблоки апорт. Я ещё не успел и мысль эту додумать до конца, а меня уже сдуло и с трибун и со стадиона всплывшее острое желание. Оно несло меня в гостиницу на такой скорости, что с ней бы я точно на вчерашних соревнованиях установил если и не рекорд мира, то республиканский точно

Как в СССР все дороги ведут в Москву, так и во всех уважающих себя городах они сходятся к центральному рынку. Я много где побывал в Казахстане на соревнованиях и никогда нигде не было по-другому. Главное неформальное место в населенном пункте – маленький рыночек в деревнях, побольше – во всех городах и огромный рынок, имеющий почётное восточное, персидское название – базар, в городах больших, южных. Хотя и у нас, в северном Кустанае говорили «базар», пользуясь слухами, но это всё же был рынок. То есть место продажи всякой всячины. Своей, естественно. А вот базар от рынка отличался как гусь от воробья. На базаре не просто продавали и покупали. Туда владельцы всего, что можно сбыть приезжали с рассветом, чтобы пожить с утра до закрытия жизнью, наполненной азартом, хитростью, умением манипулировать покупателями и весельем, которое происходило из всегда шутливого настроения и продавцов, и покупателей. На базаре кричали зазывные лозунги, славящие товар, торговались, сбивая или подбрасывая вверх цену, чтобы потом уступить и снизить её. Вот тогда покупатель как бы выигрывал у продавца и был доволен, весел и щедр. Брал попутно что-нибудь ещё, не очень нужное, но сбитое им лично в цене. По наполненности народом базару можно было легко определить, зажиточно ли живут горожане или плох их достаток.

Если базар был забит гражданами до такой степени, что плывущие туда и обратно потоки людей расходились с натугой, сталкиваясь, двигаясь боком и перемещаясь медленно, как на похоронах, то,значит, жили люди в городе прекрасно. На прилавки народ заглядывал через головы счастливчиков, прибившихся к прилавкам пораньше, потом кто-нибудь первым протискивался между ними бочком, от чего возникал и никогда не прекращался шум, состоящий из неприличных и вполне литературных слов, свиста и криков типа «Ну-ка, ну-ка!». Ну а перлы устного народного творчества, такие как «Половина сахар, половина мёд, подходи народ!» или