Всходил кровавый Марс: по следам войны

Принимая во внимание все вышеизложенное, по приказу командующего армией, прошу терпеливо относиться к несвоевременности или неполноте снабжения. Подлинное за надлежащей подписью».

* * *

Уже час ночи, но офицеры и не думают ложиться. Безунимно грохочут пушки. Суетливо мечутся тыловые парки между Дембицей и Шинвальдом, головные эшелоны носятся в погоне за тыловыми парками, батарейные ящики — в поисках головного эшелона. Напрасная трата гнева и матерщины: в ящиках пусто. Офицеры не унывают. Благодаря ли коньяку или в силу какого-то внутреннего хмеля утреннее настроение все ещё держится. Болеславский, Костров, Кордыш-Горецкий, Кузнецов и Калинин режутся в девятку. Прапорщик Болконский в наглядных сценках из солдатского быта вскрывает смысл сегодняшнего приказа:

— Дерюгин! Как уберечься от венерических болезней? — «Чтобы уберечь армию от голода и рваных сапог, надо прежде всего расставить часовых и дневальных, чтобы они не пропускали за черту лагерного сбора никаких блудных девок «- Колупаев! Как уберечь армию от голода и рваных сапог? — «Чтобы уберечь армию от голода и рваных сапог, надо прежде всего расставить часовых и дневальных, чтобы они на пушечный выстрел не подпускали к воюющей армии никакого блудного земства, и терпеливо относиться к несвоевременности и неполноте интендантского снабжения...»

Широкие огненные зарницы полосуют ночное небо, и от тяжкого грохота орудий беспрерывно и жалобно повизгивают оконные стекла.

* * *

За ночь нашу дивизию потеснили. Сурский полк окопался в двух верстах от артиллерийских позиций. Совершенно потрёпанный Бендерский полк отодвинут в резерв. Сегодня у нас командир полка Нечволодов. У полковника Нечволодова репутация бесстрашного офицера. Об его неустрашимости из уст в уста передаются окопные легенды. В газетных корреспонденциях его изображают каким-то Ричардом Львиное Сердце, заколдованным от пуль и снарядов.

У Нечволодова хлыщеватая, почти фатовская внешность. Когда солдаты лежат в цепи, он спокойно шагает по брустверу, похлопывает себя стеком по ботфорту и, сюсюкая, бросает солдатам:

— Врага бояться не надо. Он — такой же солдат, как ты... Не о пуле думай — о деле.

Но Нечволодов — не фанфарон, не позёр и с усмешкой говорит о себе:

— Говорят, полковник Нечволодов не трус. Может быть. Но Нечволодов и не дурак. Он зря под пули башку не сунет. Он знает, когда по цепи прогуляться можно и когда нужно пойти проверить вторую полуроту (резервную, по которой не стреляют).

Солдаты относятся к нему с полным доверием. Они знают, что он ни одним человеком не пожертвует без крайней необходимости. Но там, где это нужно, не задумается поставить на карту и собственную жизнь. Его любят не за удаль, а за осторожность и рассудительность. В том же Бендерском полку есть капитан Радзивилл, который идёт в атаку ни разу не наклонившись. Солдаты ползут на брюхе, боятся голову приподнять, а он во весь рост прёт, не сгибая головы, прямо на пулемёты. Воля железная. Но солдаты его не ценят: «Зря смерти ищет».

О Нечволодове этого сказать никак нельзя. За обедом он просто, обдуманно и без рисовки рассказывает, как надо вести себя в бою.

— Трус, — говорит он, — это человек, который боится несуществующих опасностей. Когда командир ведёт свою часть бог знает какой дорогой, чтобы оттянуть встречу с противником, хотя столкновение все равно неизбежно, — это, разумеется, трусость. Но если нет надобности в жертвах, если, только щадя солдат, командир с предосторожностью, хотя бы чрезмерной, даже излишней, старается обойти неприятеля, — честь и слава такому командиру. О таком командире я заранее могу допустить, что в случае надобности он окажется большим храбрецом. Потому что храбрость в том и заключается, чтобы дело ставить выше себя. Это вовсе не так легко, как думают наши газетные корреспонденты. Это — скажу вам прямо и откровенно — мучительно трудно. Но в одолении трудности и заключается подлинная храбрость. Если бы храбрость давалась в руки без всяких усилий, как рюмка водки, то какое бы значение имела тогда храбрость?..

— А как узнаешь в бою, кто форсит и Георгия ищет, а кто, по-вашему, храбр? — задаёт вопрос адъютант Медлявский.

— Не скажу вам, как это узнается. Не берусь советы давать. Но в одном я твёрдо уверен: нужна железная выдержка, чтобы оставаться на месте, когда над головой рвутся шрапнели, чтобы мужество и чувство ответственности не покинули тебя, когда вопли и стоны людей и лошадей покрывают даже бешеный рёв орудий. Идёшь вперёд, командуешь, ободряешь, а самого точно в грудь толкает какая-то железная сила, и каждая пулька насвистывает в уши: наз-зад! наз-зад!.. Пускай другие похваляются своей храбростью, но я говорю вам прямо: не раз бывали моменты, когда я чувствовал себя отчаянным трусом... Ой, как много самообладания нужно, чтобы не дрожать, как в лихорадке, во время боя и не умчаться из-под огня. Недаром самым ненадёжным элементом в бою считаются ездачи (верховые). Как удержаться бородатому Фильке от соблазна, когда стоит тронуть коня, чтобы он мгновенно унёс тебя из ада?..