Вскрытие показало…

Я мысленно зареклась принимать цветы через посыльных.

— Просто почему-то вспомнилось. Кем бы ни был убийца, он наверняка работает в сфере услуг. Именно во время работы он выбирает себе жертв. Это ж ясно как божий день.

Мы еле-еле проползли Истланд-Молл и повернули направо.

Скоро пробка рассосалась. Через Брукфилд Хайтс, или просто Хайтс, как обычно называли один из старейших районов Ричмонда, расположенный на холме, мы просто пролетели. Молодые профессионалы начали осваивать его лет десять назад. Вдоль улиц тянулись ряды домов. Некоторые были полуразрушены или стояли в строительных лесах, другие, уже отреставрированные, радовали глаз изящными коваными балконами и витражами. На севере домов становилось все меньше и меньше; ниже, на склоне холма, виднелись огороженные участки застройки.

— Кой-какие домики потянут штук на сто баксов, а то и больше, — заметил Марино, снижая скорость. — Лично мне такой и даром не нужен. Заходил я в пару-тройку таких домов. Очуметь. Нет уж, спасибо, в этом райончике я бы жить не стал. Вдобавок тут куча незамужних женщин. И все больные на голову.

Я смотрела на счетчик. Дом Пэтти Льюис оказался ровно в шести целых семи десятых мили от дома Бренды Степп. Районы были настолько не похожи и находились так далеко друг от друга, что как-то состыковать преступления по месту их совершения не представлялось возможным. Правда, тут тоже, как и в районе, где жила Бренда, велись строительные работы, но явно другими компаниями и бригадами.

Дом Пэтти Льюис, облицованный коричневым камнем, с витражным окном над красной входной дверью, казалось, стиснули два более высоких дома. Крыша была покрыта шифером, на крыльце красовались кованые свежевыкрашенные перила. Во внутреннем дворике росли высокие магнолии.

Я видела фотографии, сделанные полицейскими. Тяжело было смотреть на них и думать, что в этом красивом, стильном доме могло произойти нечто ужасное. Пэтти Льюис продала дом в Шенандоу-Вэли — это и позволило ей поселиться в таком дорогом районе, как Хайтс. Пэтти была писателем. Много лет она безрезультатно посылала свои произведения в разные издательства, пока наконец прошлой весной ее повесть не опубликовал «Харперс». Этой осенью должен выйти роман. Посмертный.

Марино напомнил мне, что убийца не изменил своей привычке проникать в дом через окно — на сей раз это было окно спальни, выходившее во двор.

— Во-он, на втором этаже, видите? — указал он.

— По вашей версии, он взобрался на ближайшую к дому магнолию, оттуда прыгнул на козырек над крыльцом, а потом уж залез в окно?

— Это не просто версия, — возразил Марино. — Уверен, что все так и было. Иначе ему не добраться до окна, разве что он лестницу с собой приволок. Влезть на магнолию, с нее на козырек, оттуда в окно — делать нечего, я сам пробовал. Убийце это не составило труда. Все, что ему понадобилось, — стоя на толстой ветке, подтянуться на руках, ухватившись за козырек. Это под силу каждому мужчине, если только он не совсем дохляк, — добавил Марино.

В доме Пэтти в потолок была вмонтирована вентиляция, но кондиционеры отсутствовали. По свидетельству подруги, которая жила за городом и время от времени приезжала в гости, Пэтти частенько оставляла окно спальни открытым на всю ночь. Иными словами, ей приходилось выбирать между свежим воздухом и безопасностью. В тот вечер она выбрала свежий воздух.

Марино не спеша развернулся, и мы двинулись на северо-восток.

Сесиль Тайлер жила в Джинтер-Парк, старейшем спальном районе Ричмонда. На ее улице возвышались громоздкие трехэтажные дома в викторианском стиле. У каждого крыльцо было такой ширины, что по нему можно было кататься на роликах, на крышах красовались башенки, а на карнизах — дентикулы.[16] В садах росли магнолии, дубы и рододендроны. Виноград вился по столбикам на верандах, густо оплетал беседки. Я представила себе темноватые гостиные под подслеповатыми окнами, полинявшие восточные ковры, старинную мебель, лепные потолки, безделушки, занимающие каждый дюйм свободной поверхности. Не хотела бы я здесь жить. У меня в таких домах развивается клаустрофобия — совсем как при виде фикусов или испанского мха, напоминающего гигантскую густую паутину.

Сесиль жила в двухэтажном кирпичном, сравнительно скромном доме. Он находился ровно в пяти целых восьми десятых мили от дома Пэтти Льюис. В лучах заходящего солнца шиферная крыша сверкала так, что казалась свинцовой. Жалюзи и двери Сесиль успела зашкурить, но покрасить их ей было не суждено.

Убийца проник внутрь через подвальное окно, находящееся за самшитовой изгородью у северного крыла дома — замок, как и все остальное, требовал ремонта.