Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

— Тебя послушать, так мое положение совсем незавидно…

— Что-то ты «раскисла» совсем, — заметила Марья, оглядев меня критическим взглядом, — Ничего, сейчас пельмешей пожуешь и духом воспрянешь! Что ты ему по отцу ответила? — не отступилась она от допроса, — Держи! — Мне пододвинули тарелку и вручили вилку. — Может, хлеба?

— Нет… Спасибо…

— Сока налить? Саша вишневого принес.

— Твой любимый! Умничка какой: не забыл! — похвалила я Александра. И ведь сработало!

— У него память — что надо! — выдала моя Царевна—Несмеяна. И улыбнулась по-настоящему: во все тридцать два зуба!

— Налетай! — распорядилась Марья. Уселась напротив, придвинув себе тарелку с семью штучками получившихся «разварюх».

— А почему себе так мало сварила?

— Наедаться на ночь глядя? Ну ты даешь! Ты хоть жуй их что ли!

— Есть хочу! — известила я ее с полным ртом. — Очень!

— Тебя что, неделю не кормили?

— Почему неделю? — прожевав, спросила я.

— Глотаешь как баклан, — проговорила она и взглянула на меня с сочувствием.

— У меня в стрессе аппетит всегда волчий, — поделилась я, жуя очередной пельмень, — С детства. Так Полина говорит.

— Ясно… Блиин! Не увиливай от темы! — резво вернули меня к повестке «допроса», — Что ты этому Каменнолицему по отцу ответила?

— Правду, Маш. Нельзя вспомнить того, чего не знаешь.

— Подожди. Может, Гринёв следил за Жаровым?

— Может и так, — предположила я, подцепив на вилку очередной, подостывший пельмеш.

— Значит, сам Орлов «светиться» не стал. Служку прислал.

— Гринёв — не служка, Маш. Думаю, он его правая рука.

— Не буду спорить. Ладно, что мы имеем в сухом остатке?

— Что, о Мыслитель?

— Не льсти мне! — усмехнулась «заноза».

— И не думала! Ты помогаешь мне взглянуть на всё под другим углом, — ответила я, постепенно «оживая». Взглянула в свою тарелку, а там десятка пельменей — как не бывало!

— Ладно, — не стала спорить моя строптивица, — приму за правду. Итак, в сухом остатке всё крутится вокруг твоего отца. Всё и все они. Отсюда вопрос: чем твой отец им всем «насолил»?

— Почему сразу «насолил»? — встрепенулась я.

— А как иначе то, Кать? Или скажешь, они от большой любви хороводы вокруг него выписывают, да?

Я молча пожала плечами и услышала:

— Слушай, может, он им всем денег должен, а?

— С чего вдруг? Он у меня не бизнесмен. Он военный.

— Ну, чтобы денег задолжать не обязательно быть бизнесменом. К тому же, был военным — стал бизнесменом, чё не так-то? Вон мой дедуля тоже военным был, а теперь — блогер. Вот и твой отец, может, — так же, а ты просто не в курсях?

— Не думаю…

— А ты подумай! Что у тебя сегодня с соображалкой-то?

— Отключается она у меня, Маш… От усталости, — пожаловалась я.

— Рано спать! Еще не всё выяснили! Короче, если твой предок всех их на бабки кинул и слинял, то это всё объясняет.

— Что «всё объясняет»?

— Его бешеную популярность среди них всех! Ну, Кать, включи уже мозги хоть на секундочку, а! А что, вполне себе рабочая версия!

— Нет, Маш. Думаю, тут что-то другое… Отец и бизнес… Нет… Если бы он был им денег должен, то они бы на дедушку надавили. Он же единственный родственник папы. К тому же совсем не бедствует. А они не давят, понимаешь?

— Не давят, потому что на него хрен надавишь, Кать! Он сам кого угодно додавит так, что в порошок сотрет. Если захочет, канеш. Вот они и решили, что легче самого смутьяна отрыть и на счетчик поставить!

— Боже мой, Маш, что ты мелешь! Ну, хватит уже в конце-то концов!

— А чего ты заистерила-то? Это ж просто версия. Одна из.

— Вижу, ты хочешь сделать ее основной! Да что там — уже сделала!

— С чего ты взяла-то? Я просто поставила ее в один ряд с другими.

— Каким другими?

— Другие я ещё не проанализировала. Начала анализ с этой. И только потому, что она лежит на поверхности!

— На твоей искаженной поверхности, Маш!

— Это почему же на «искаженной»?

— Хотя бы потому, что Каменнолицему деньги не нужны!

— Ошибаешься! Деньги нужны всем. И Каменнолицему твоему — тоже!

— Нет, Маш. Ему не нужны. Думаю, он сидит на полном обеспечении Орлова. И потом…

— Что «потом»? — навострила ушки мой, сегодня не в меру приставучий «репей».

— Он — идейный, понимаешь?

— Не совсем… Но ты ж мне сейчас объяснишь, да?

— Попытаюсь…

— Ну, давай!

Наш разговор меня утомил. Усталость стала наваливаться волнами. Но я постаралась взять себя в руки и запихнула в рот пельмень — один из трех, оставшихся на тарелке.

— Ну! — не отставала с допросом Марья, — Так что же нужно этому твоему идейному?

— Думаю, он хочет видеть отца… мертвым, — предположила я, — Таким же, как его дочь и внучка.

— Бред какой!

— Нет…

— Ну, нафига ему это, скажи, пожалуйста?!

— Он… Он воюет с дедом, понимаешь. Полагаю, что воюет всю жизнь… Хочет причинить ему боль. Реальную, понимаешь? Настоящую…

— Ну с чего ты это себе напридумывала? Он же старик уже. Нафига ему этим заворачиваться то?! В его годы уже о вечном задумываются!

— Вот он и задумывается о вечном. Только не о своем…

— Ты от Громова—старшего паранойей заразилась, что ли?

— Нет, Маш. Просто подслушала один разговор Каменнолицего с Предсказательницей — и мне хватило!

— А предсказательница у нас кто?

— Жена, наверное.