Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

— Чё, просекла я твою фишечку с ассоциативкой, а? — рассмеялась она.

— На все сто! Умничка! — улыбнулась я, но заметила: — Не твоя версия по папе мне не нравится, уж извини. Она выглядит притянутой за уши.

— Водицы дровишкам подвезла, значит… Ну, так давай мы твою послушаем! Не притянутую за уши, — недовольно воскликнула Марья.

— У меня ее нет…

— Вот видишь! Своей нет, а мою притянутой обзываешь! Заметь, я хоть что-то по твоему отцу делаю, а не лежу безвольной амебой!

— Что-то ты сегодня совсем на взводе, Маш, — вздохнув, посетовала я.

— Так есть с чего! Или Сашкин закидон уже забыла?

— Да, помню я… Может, он уже позвонил сто раз, а ты и не слышала! За версиями этими своими. Фонтанируешь ими сегодня как не в себя.

— Это типа ты благодарна мне?

— Типа да, даже не сомневайся, — успокоила я свой источник вдохновения.

— Ладно. Зачёт, — проговорила Марья, придирчиво на меня взглянув. И, слегка хлопнув ладошкой себя по бедру, объяснила: — Сотик — в кармане. Звонков не было. Не отвлекайся! Допустим, отец твой, не совсем прям в подвале томится, а в комнате какой-нибудь сидит. Со всеми удобствами, идет?

— Ну, допустим, идет…

— Отлично! И сидит он в одной из комнат Орловского дома. За железной дверью. Там, сто пудов, комнат этих — завались!

— Откуда тебе знать, сколько там комнат?

— Ты особняк Орловский видела?

— Нет…

— Сейчас покажу! — пообещала она. Отложила ложку, которой только что «орудовала» в кастрюле, — на стол, выудила свой смарт из домашних штанов и принялась над ним «колдовать», — Вот! Глянь, какой! — подошла и сунула мне под нос картинку на экране смарта.

С нее на меня «смотрел» солидный трехэтажный особняк в стиле хай-тек, со стенами из белого кирпича и темно-коричневой, почти черной крышей. Сам дом и площадка перед ним были окружены по периметру высоким, также кирпичным, по большей части глухим забором. Но сквозь его решетчатую переднюю часть хорошо просматривалась широкая подъездная дорожка с невысокими кустарниками, высаженными по обоим ее сторонам. Это произведение современного искусства выглядело впечатляюще и заставило меня зависнуть от дежавю: я уперлась взглядом в смутно знакомую картинку. Стараясь разглядеть как можно больше деталей, аккуратно прикоснулась к экрану подушечками пальцев, увеличила масштаб фотографии и мельком увидела себя на той подъездной дорожке.

— Интересно, какие это кусты? — сморгнув нежданное видение, задалась я вопросом, глядя на голые ветки, в меру припорошенные снегом.

— Блин, ну какие нафиг кусты, Кать! О чем ты вообще думаешь? Тут судьба твоего отца решается, а ты!

— А что я?

— Во дает! Об отце должна думать, а она на кустиках залипла! Обалдеееть! Розы это! Ро-зы! — раздраженно известили меня.

— Розы? Постой, точно розы?

— Ты бы не задавала лишних вопросов, если бы не уперлась в одну фотку, а потрудилась взглянуть на другие — летние, например! — выдала подруга. — Ты сам особняк-то видишь!

— Вижу… Красивый… Большой…

— Ну, наконец-то! Правильно! Ключевое слово: большооой! Значит, и комнат в нем — овер до хрена! Блин! Пельмени разварятся! — воскликнул мой гигант мысли и, спрятав смарт в карман, метнулся к плите.

— Вот бы мне туда попасть! — заявила моя неунывающая воительница, ловко орудуя ложкой в кастрюле. — Я б их все прошерстила и отца твоего надыбала бы! Полюбасу!

— Полюбасу? Не поняла, Маш…

— Типа на все сто, — милостиво разъяснили мне, — Обязательно бы нашла, говорю! Блииин! Слипаются!

— Кто?

— Не кто, а что, Кать! Пельмени. Ты где летаешь-то!

— Да здесь я, — проговорила я. И вдруг припомнила: — А Орлов ведь с кем-то по телефону тогда говорил… В «Империале».

— Тааак! И я до сих пор не знаююю! — пришло время возмутиться Маше.

— Сейчас узнаешь, — вздохнула я, — Я тогда душ принимала. Вышла, а он по-английски с кем-то общается. Меня увидел — и сразу отбой дал. Я только одну фразу и расслышала.

— Какую?

— Сейчас… — я прикрыла глаза и вспомнила: — «Я сам должен его увидеть?»

— Подожди: он точно сказал «его»? — допытывался мой въедливый дознаватель, не забывая энергично помешивать свое варево. — Или он сказал «увидеть это»? Короче, как там было: «this», «it» или «him»?

— «Him». «Его». Точно: «его», Маш.

— Готовы… Пора снимать. А то совсем в кисель превратятся, — констатировала мой «шеф—повар». И, выключив конфорку, продолжила: — Значит, Орлов хотел увидеть именно человека! Одушевленное лицо — не фигню какую-нибудь секретную, понимаешь? То есть увидеть именно твоего отца! Возможно, тот изменился… или что-то еще… Не знаю…. Или тот, с кем говорил Орлов по телефону, сам не был уверен, что чел, о котором шла речь, — твой отец. Ведь прошло столько лет, понимаешь?! С годами люди меняются! Внешне. Да и не только внешне, скажу я тебе!

— Почему ты так уверена, что речь шла именно о папе? И в разговоре Орлова, и в разговоре Каменнолицего с кем-то?