Вспомни меня

– Дорогая, я же сказал тебе, что не знаю, о чем ты говоришь, но я предлагаю тебе бросить эту штуку, пока кто-нибудь не пострадал. Ты же не хочешь, чтобы офицеру Льюису пришлось вмешаться?

Позади него офицер Льюис подносит руку к кобуре с пистолетом. Как он может быть на стороне мэра после того, как я показал ему, что мэр украл у него? Но его пальцы дрожат. Бисеринка пота скатывается с его виска к линии подбородка, а после за воротник рубашки. Может, он и на стороне мэра, но я знаю, что он не хочет мне навредить.

Я сжимаю ручку канцелярского ножа и поднимаю его выше.

– Я знаю, что она не попадала в аварию. Я знаю, что моя память о том, что с ней случилось, была стерта. Она встала у вас на пути? Она пыталась вас остановить? Скажите мне, что вы с ней сделали! – Я не могу остановить дрожание нижней губы, когда говорю. – Вы убили ее, да? Это были вы!

Смех мэра – сама жестокость. Мне хочется стереть улыбку с его лица.

– Бедная девочка… Ты все неправильно поняла. – Он сокращает расстояние между нами, пока между ним и канцелярским ножом, дрожащим в моей протянутой руке, не остается всего один дюйм. Затем он обхватывает рукой тупое лезвие и отодвигает его в сторону. Теперь я понимаю, насколько я была глупа, думая, что его можно использовать в качестве оружия.

Он улыбается с зубочисткой во рту и ослабляет хватку на канцелярском ноже.

– Я не убивал твою маму, Люси. Никто не убивал. Твоя мама все еще жива.

41

Божья коровка, я люблю тебя больше, чем Техас. Больше, чем все звезды на небе.

Божья коровка, однажды мы улетим отсюда.

Когда я зажмуриваю глаза, мама рядом, ее темные волосы разлетаются за спиной, когда она качается на наших качелях.

Давай оставим этот город пыли и ящерицам.

Когда я открываю глаза, мэр Ворман стоит с выжидательной ухмылкой на лице. Канцелярский нож дрожит в моей руке, тупой кончик сверкает под флуоресцентными лампами, словно шутка. Я роняю его на землю с резким стуком.

– Вы лжете, – говорю я почти шепотом. Комната начинает крутиться перед глазами, как будто все балансирует на острие бритвы. – Мама умерла. – Новая волна горячих слез подступает к моим глазам.

– Ты уверена в этом, Люси? Почему бы тебе не поразмыслить над этим хорошенько?

– Прекрати. – Папа прижимает руку к сердцу, как будто он боится, что оно сейчас вырвется из груди. – Прекрати сейчас же.

– Или что? – Мэр Ворман отступает назад и смотрит на моего отца, склонив голову набок. – Может быть, если я скажу ей правду, ты перестанешь тянуть время. У нас был уговор, Чарли. Я буду хранить твои секреты, если ты будешь хранить мои. Но в последнее время кажется, что тебе не очень-то хорошо удается хранить мои секреты, не так ли? Может, мне стоит просто рассказать Люси всю правду. Может быть, это побудит тебя снова заставить ее все забыть.

Отец зажмуривает глаза.

– Пожалуйста, не надо, – умоляет он.

– О чем он говорит? – шепчу я.

В то же время Марко кричит:

– Прекрати! Оставь ее в покое.

Божья коровка, давай никогда не оглядываться назад.

Комната снова движется, и мне приходится впиться ногтями в ладонь, чтобы не потерять сознание. Мамино кольцо словно пульсирует на моем пальце.

Задние фары исчезают на темной дороге.

Кто-то кричит, повторяя одни и те же слова снова и снова.

Чьи-то руки держат меня за спину, тянут прочь.

Резкая боль пронзает мой мозг, как будто внутри черепа надувается воздушный шар. Я прижимаю пальцы к вискам и сжимаю их. Мне показалось, или мамино кольцо стало еще горячее? Оно мерцает, как маяк, подталкивая Эхо вперед.

– Прекрати! – кричу я, но сама не знаю, кому это говорю. Я моргаю и вижу свою мать. Я моргаю, и комната снова возвращается в фокус. Я прижимаю руки к груди. Стены кажутся слишком тесными. Когда я закрываю глаза, перед глазами мама, руки на руле ее «Бьюика».

– Твоя мама всегда считала, что она слишком хороша для этого города, – говорит мэр низким голосом. – Она всегда грозилась уехать. Так что не стоило удивляться, когда она наконец это сделала.

– О чем вы говорите? – спрашиваю я.

– Не было никакого несчастного случая, Люси. Твой отец просто заставил тебя так думать, чтобы ты не знала правду: твоя мама бросила тебя.

– Прекрати, – стонет папа, и мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он плачет.

– Это ложь, – говорю я снова. – Она бы так не поступила.

Я зажмуриваю глаза. Я вижу ее лицо, когда она катает меня на качелях. Вижу, как двигаются ее губы, когда она произносит слова, которые постоянно говорила мне. Я слышу ее голос.

Божья коровка, однажды мы увидим мир. Мы оставим это место пыли и ящерицам.

– Нет. Вы ошибаетесь, – говорю я. – Она не хотела нас бросать. Она не хотела бросать меня.

Мэр смотрит на меня со смесью жалости и чистого триумфа.