Вспомни меня

Большинство из них нечеткие и проносятся слишком быстро, чтобы я могла собрать их воедино, но я вижу достаточно, чтобы понять: он уже некоторое время работает на мэра. Иногда в качестве охранника. Иногда водит фургоны, доставляющие эликсир на шахты и обратно в разные места. Некоторые из вещей, которые он делал, кажутся безобидными, но другие воспоминания окрашены в ярко-красный цвет вины.

Вспышка. Звук от удара кулаком, когда он бьет одного из рабочих шахты. Вспышка. Его рука обхватывает банку с черной жидкостью, когда он заставляет кого-то выпить ее. Вспышка. Он сидит на кровати своего отца, на его лице беспокойство, когда он кормит его супом с ложки. Вспышка. Лицо моего собственного отца, нависшее над ним перед тем, как у него воруют воспоминания. Вспышка. Мэр кричит ему, чтобы он поторопился и сделал это, сделал это, сделал это.

Для офицера Льюиса забвение принесло облегчение, потому что это означало, что ему не приходилось сталкиваться последствиями вещей, которые он совершил. Это означало, что ему не приходилось жить с осознанием этого. Особенно когда его отец начал забывать самого себя, и он понял, насколько высокую цену пришлось заплатить.

До этого момента.

Офицер Льюис отпускает мою руку и отступает назад. Его влажные глаза встречаются с моими. В этот момент он выглядит слишком молодым, чтобы быть полицейским, слишком молодым, чтобы оказаться в центре всего этого. На его подбородке виднеется порез, который, кажется, он мог получить во время бритья. Но лицо офицера Льюиса такое гладкое и юношеское, что невозможно представить его с щетиной. Я думаю о том, как был горд мистер Льюис, когда рассказывал мне о своем сыне, и чувствую болезненный укол сочувствия и вспышку гнева за то, что мэр сделал с этим городом.

– Вы в порядке? – Я делаю несколько шагов к нему, но останавливаюсь. Дрожащей рукой он закрывает рот и смотрит в сторону, не глядя отступая назад, пока не ударяется о стену.

– Как ты… – Его голос низкий и хриплый, когда он прокашливается. – Боже мой!

Его глаза бегают по маленькому пространству, глядя куда угодно, только не на меня. Я задаюсь вопросом, видит ли он то, что только что видела я, проносятся ли мимо него воспоминания молниями и вспышками?

– Все в порядке, офицер Льюис.

Снаружи хлопает дверь машины.

Офицер Льюис оборачивается, чтобы посмотреть назад, как будто он видит сквозь стену и ему видно парковку. Он прижимает кулаки к глазам. Трясет головой.

Через окно я могу различить низкий гул чьего-то разговора. Затем тяжелые рабочие ботинки начинают топать вверх по пандусу, за ними следуют шаги второго человека.

– Ты должна пойти со мной. Сейчас же. – Офицер Льюис не дожидается моего ответа. Он хватает меня за руку и тащит по коридору, в переднюю часть участка.

Задняя дверь со скрипом открывается. Свет наполняет коридор, когда мы поворачиваем за угол. Голоса становятся громче.

– Сюда. – Он дергает меня так резко, что я спотыкаюсь о ноги и чуть не падаю. Затем он распахивает дверь и заталкивает меня внутрь, быстро захлопывая ее за собой, прежде чем я успеваю спросить, что происходит. Ключ звенит в замке. Я кручу ручку и прижимаюсь к двери, но это бесполезно. Он запер меня внутри.

– Люси!

Я поворачиваюсь и вижу Марко и Мануэлу, сидящих в нескольких футах друг от друга и прислонившихся спинами к дальней стене. В центре комнаты стоит небольшой стол с четырьмя стульями. Шкаф для бумаг. Полки с несколькими пыльными книгами, сложенными в углу. На стене висит доска с выцветшими красными и зелеными разводами маркера рядом с картой Тамбл-Три. Зеленоватый свет льется сверху из люминесцентной лампы вместе с тусклым электрическим гулом.

Марко пытается встать, но его руки все еще связаны за спиной, и он не может удержать равновесие. Я бегу к нему и крепко его обнимаю. От него пахнет потом и пустыней, и я не хочу его отпускать.

Мануэла прочищает горло.

– Какого черта ты так долго? И как тебе удалось освободить руки?

Я неохотно отстраняюсь от Марко и объясняю все, что только что произошло, заканчивая шагами, которые я слышала снаружи.

– Так этот коп поможет нам или как? – спрашивает Мануэла. – И можешь снять с нас эти штуки? – Она поворачивается, чтобы показать мне свои связанные руки, как будто я об этом каким-то образом успела забыть.

– Казалось, он хотел помочь, но потом он бросил меня сюда к вам, ребята. Так что я не знаю. Дай мне посмотреть на твои руки.

Я осматриваю пластиковые завязки на запястьях Мануэлы. Пластик слишком толстый, чтобы сломать его руками, даже не обращая внимания на тот факт, что одна из них ранена.

– У вас есть при себе что-нибудь острое? Например, складной ножик или, может быть, даже связка ключей?

– Я оставил их в машине, – говорит Марко.

– То же самое. – Мануэла пожимает плечами, и я вспоминаю, что видела ее маленький розовый рюкзак на заднем сиденье «Юкона».

Я открываю один из ящиков картотеки. Потом еще один и еще, но все, что я нахожу, – это папки и бумаги – ничего, что можно использовать для снятия стяжек с запястий. Нет даже карандаша.