– Она любила тебя, Божья коровка. Больше, чем Техас, как она всегда говорила. Но она начала хандрить, очень хандрить. Она перестала вставать с кровати. Она не позволяла мне помочь ей. Все время твердила, что без нее нам будет лучше. Я пытался сказать ей, что она не права, я так старался, чтобы она осталась. Но… – Он качает головой, как будто слова покинули его. Или, может быть, нет слов, чтобы объяснить, как кто-то может любить тебя и все равно тебя оставить. – Я боялся, что если ты узнаешь правду, то тоже меня бросишь. Или что я все равно потеряю тебя из-за отчаяния и боли, которые принесла твоя мать. Я не мог смириться с мыслью, что ты исчезнешь в своей печали, как это сделала она. Ты так похожа на нее. Вы оба заслуживаете лучшего. – Он сглатывает и вытирает глаза кулаками. – А я все испортил.
– Ты можешь сделать так, чтобы все это исчезло, Чарли. – Внезапно мэр Ворман берет меня за руку и тащит к отцу. Его руки словно лед на моей коже. – Вы можете продолжать жить своей жизнью, как будто ничего этого никогда не было. Все, что тебе нужно сделать, – это заставить ее забыть. Просто скажи слова и покончи с этим, и мы сможем вернуться к тому, что было.
– Нет. – Папа качает головой. – Я не могу больше этого делать.
– Можешь и сделаешь. Если ты не хочешь, чтобы Люси потеряла не только свои воспоминания. Если ты не хочешь, чтобы ты остался один в этом большом старом доме. Ты ведь не хочешь этого, правда? А теперь поднимайся. – Мэр толкает меня, сокращая расстояние между мной и папой. Затем он хватает папу за руку и заставляет его встать. – Сделай это, Чарли!
Все слова покинули меня. Боль в моей голове слишком сильная. Комната кажется слишком маленькой. Пальцы мэра впиваются в мои руки. Позади меня кричат Марко и Мануэла, их слова представляют собой мешанину шума и ярости. Я чувствую, как полуденная жара давит на окна, слышу гудение верхнего света, чувствую густой запах в воздухе, и все это слишком сильно. В комнате не хватает воздуха, чтобы дышать.
– Дай ему руку, – говорит мэр, выхватывая мою руку. У меня не хватает сил отдернуть ее.
Влажные глаза отца мечутся между мной и мэром.
– Сделай это! – Голос мэра Вормана – как выстрел.
Папа слегка покачивается на ногах. Мэр дергает меня за запястье в то же время, когда тянется к папе. Затем наши руки оказываются сцепленными, мэр давит на тыльную сторону моей руки, чтобы я не могла вырваться.
– Спроси ее, что она хочет забыть, Чарли. Спроси ее!
«Пожалуйста, не делай этого», – хочу сказать я. Но мои легкие перестали работать. Мое сердце бьется так сильно, что удары отдают в голове. Перед глазами все плывет.
Офицер Льюис достает пистолет из кобуры, и я почти смеюсь, потому что в чем смысл? Мэр побеждает. Всегда. Мне больше не нужно оружие, направленное на меня, чтобы понять это.
А может быть, не так уж и плохо – забыть. По крайней мере, тогда эта боль прекратится. По крайней мере, тогда мне не придется смотреть на своего отца и знать, что он сделал. По крайней мере, тогда мне не придется смотреть в зеркало и задаваться вопросом: что со мной не так и из-за чего меня решили бросить?
Уголком глаза я вижу, как оружие приближается. Я вижу офицера Льюиса, делающего шаг к нам. А затем…
– Отпусти их.
Я оглядываюсь на офицера и тут понимаю, что пистолет направлен не на меня или папу.
Он направлен на мэра.
42
– Ты что делаешь? – Мэр Ворман сжимает мою руку сильнее, давая понять, что он не намерен меня никуда отпускать.
– То, что я должен был сделать давным-давно.
– Итак, Отис. – Тон мэра меняется, как будто он разговаривает с маленьким ребенком. – Что на тебя нашло? Опусти пистолет. Или хотя бы направь его на того, на кого нужно.
– Не говори со мной так, будто я один из твоих идиотов. Я знаю все о тебе, о том, что ты заставлял меня делать, и о том, что ты украл у меня. Я больше не буду тебе помогать. – Раздается щелчок, когда офицер Льюис снимает пистолет с предохранителя. Затем он закрывает один глаз, как будто прицеливается. – Отпусти девушку и отойди к стене.
– Отис, прекрати этот бред…
– Сейчас же!
Мэр Ворман убирает руку с моей руки и отступает к стене. Он в замешательстве хмурит брови.
– Подними руки вверх, чтобы я мог их видеть. – Офицер Льюис сжимает пистолет так крепко, что костяшки пальцев белеют.
Мэр делает то, что он говорит. На его лице больше нет наглой улыбки, а зубочистка, которая еще секунду назад была у него во рту, выпала. Тут я понимаю, что мэр не вооружен. Но следом понимаю, зачем ему это нужно, если он считает, что весь город у него в кармане. Он позволяет всем остальным делать за него грязную работу.
– Не соизволишь хотя бы объяснить мне, что, черт возьми, происходит? – спрашивает мэр. Его солнцезащитные очки сверкают в тусклом свете комнаты.