И я его узнаю, конечно же. Мягкий и приятный, почти детский голос принадлежит Красивой.
Она, похоже, смущается: то склоняет голову и смотрит себе под ноги, то поднимает её и вглядывается в лицо стоящего рядом. Потом протягивает к воде руку, как будто хочет её потрогать, внезапно передумывает и вместо этого прижимает ладонь к груди парня. Его тоже сложно спутать с кем-либо, и дело даже не в росте и не в капюшоне, который не он один натягивает на голову, когда не работает, а в том, как именно он держит себя: как не подняты и не опущены плечи, не выровнена и не скривлена спина. Даже его голова не склоняется к девушке, и не вертится в поисках путей отступления. Таким уравновешенно независимым, необъяснимым и непонятным может быть только один человек.
– У меня есть презерватив! – обещает ему Красивая.
Он продолжает стоять, как стоял, даже не шевелится.
– Ты же хочешь… это видно…
Что, интересно, ей видно такого, чего не видно, например, мне?
Мы с Рэйчел переглядываемся, снова не сговариваясь. И она одними губами c чувством формулирует: «Сучка!»
А я думаю: ну почему? Он ведь никому ничего не обещал. Пока ещё. Официально ни с кем себя не связал. Живёт отдельно от всех, как я, например, Леннон и Умник. Ну, Цыпа ещё. Или есть что-то, чего я не знаю?
Вечность, целую вечность он заставляет Красивую унижаться, стоя перед ним со своим предложением, как на паперти. Даже руку, вон, протянула, и держит на его груди, вымаливая подаяния. В конце концов, он изрекает:
– Спасибо, конечно, за предложение. Но мне комфортно у себя.
Она кивает. В темноте не видно, наверное, расстроена.
– И ты ошибаешься, – внезапно добавляет он своим фирменным безэмоциональным тоном, – ни в чём таком я не нуждаюсь.
Красивая убирает руку и, снова опустив глаза, признаётся:
– Ты мне очень нравишься…
– Спасибо, – просто отвечает он. – Приятно это знать.
И уходит.
Она плачет, очень больно. Ей приходится приложить усилия, чтобы успокоить себя. От того, как её всхлипы прорываются сквозь волю, мокро в носу и глазах становится даже у меня.
Когда Красивая, наконец, тоже убегает, мы с Рэйчел ещё долго не шевелимся, словно от увиденного сами лишились сил. Наконец, моя компаньонка хоть и негромким, но всё-таки голосом, а не шёпотом, говорит:
– Интересно вот, каково это…
– Что именно? – уточняю я.
– Каково это, быть единственной.
Мне требуется время, чтобы попытаться проследить ход её мыслей и прийти к тому же вопросу в своей голове. Но, очевидно, наши мысленные пути совершенно не совпадают.
– Понятия не имею, – говорю в итоге я.
На следующий день мы с Рэйчел тащим глиняный горшок в лагуну, чтобы там развести костёр и по очереди вымыть горячей водой голову. И не только её, разумеется. Когда сделали это впервые, Рэйчел сказала: «Это круче, чем секс», и мы единогласно решили мыться так регулярно.
Но в этот день нас в лагуне оказывается трое – к нашему приходу там уже есть Цыпа. Присев на корточки, она делает что-то странное. Увидев это, Рэйчел говорит:
– Пфф…
Что именно делала Цыпа, я так и не поняла, у Рэйчел спрашивать не стала. Как только разгорелся костёр, Цыпа попросила согреть воды и для неё тоже. Когда она разделась, в глаза бросилось отсутствие волос в той части тела, где они должны быть, кроме головы.
– Зачем она сбривает
Обычно Рэйчел не требуется время на размышление, её голова всегда полна теорий и версий, личных взглядов на любые происшествия, но не на этот раз.
– Ну, смотри, – объясняет она. – Одни парни сбривают волосы на лице, а другие отращивают.
– Может, тем, кто отращивает, просто нечем бриться или лень?
– Ну да, – со вздохом соглашается Рэйчел, – в каком-то смысле ты права. Мне есть чем брить, и совершенно точно лень. Подозреваю, что и в прошлой жизни никогда этого не делала. Думаю, мне было плевать на парней, которые не терпят эти волосы.
Я поняла, что речь снова о том, чем все практически бредят, и о чём я ничего не помню. Эта часть моей прошлой жизни не просто стёрта, а без следа.
Рэйчел однажды сказала, что без секса начинает сходить с ума. Пару раз я натыкалась на пары в лесу, занимающиеся этим, на парней, делающих это в одиночку, и уже начинаю думать, что со мной что-то не так.
Но не это заставляет меня хмуриться и молчать всю дорогу до лагеря. Мне неприятно от вопроса, поселившегося в моей голове: для кого сбривает
Глава 33. Интимность
Моя вторая менструация приходит на пятьдесят седьмой день, ближе к вечеру. У других девушек за это время всё случилось уже дважды, и ни одна из них не испытывала такой боли, как я. Недомогание – да, плохое настроение – да, даже боль немножко, но никто не падал в обморок. Никто не терял сознание по три раза за день, не корчился от боли, не сворачивался в улитку из-за неё же.