– Да, – кивает первая девушка. – Возможно даже, муж и жена.
– Обалдеть! – тихонько восторгаются остальные.
– Да! Леннон рассказывал кому-то… когда из рюкзаков вынимали еду, в двух из них были идентичные пакеты с одинаковым печеньем… как сумочки. И другие предметы тоже были одинаковыми… кажется, салфетки, зажигалки и что-то ещё. Как если бы люди, их собиравшие, до этого жили вместе.
– Может, это друзья? Два друга или подруги?
– Может. Но, если предположить, что все мы – это всё-таки социальный эксперимент, то… зачем они здесь? Ну, друзья? Проверить на прочность свою дружбу?
Все молчат, никто не произносит ни слова в ответ на заданный вопрос. А девушка ещё тише и ещё таинственнее добавляет:
– Это больше похоже на… экзамен для чувств. Как если бы двое захотели выяснить, смогут ли найти друг друга вновь… узнать в толпе, притянуться. Их память стёрта, и они теперь полные незнакомцы…
У меня мурашки. Нет, не так: мою кожу вспучивает по нарастающей, волоски на предплечьях поднимаются дыбом, как и во всех остальных местах, где они у меня есть.
– Любовь – самая прекрасная и самая мощная эмоция… можно ли её уничтожить, стерев память, или… что-то всё-таки останется?
В груди растёт пузырь, заполненный какой-то жидкостью. Он уже давит на мои рёбра и лёгкие, не позволяет сделать хотя бы один вдох, и от недостатка кислорода у меня не просто кружится голова – меня качает точно так же, как когда я впервые пришла в себя… а он сидел рядом. Тогда он… почти всё время был рядом.
Пузырь внутри меня не выдерживает и лопается, как только я добегаю до пляжа, и жидкость в нём оказывается болезненными сожалениями. Они сдавливают моё горло так сильно, что сами же и сочатся из моих глаз и стекают реками на мои горячие щёки.
Во мне больше нет вопроса: «Что, если?». Во мне есть уверенность, вернее, понимание, что потеряла самое ценное. Нечто критически важное.
Если это и впрямь был эксперимент, который провели над нами, и не важно, кто его придумал – другие люди или мы сами, я его не узнала, не почувствовала. Или мозг оказался мощнее чувств?
Я думала, что проявляю бдительность, подозревая его во всём. Я думала, что я умная, возможно даже, самая умная из собравшихся здесь подопытных. Я думала, что пытаюсь защитить себя и других. Но на самом деле всё это время отталкивала единственного близкого мне человека.
Глава 35. Единственный
В этот день мне тревожно и беспокойно с того момента, как я открываю глаза. Солнце ядовитое, слишком яркое, жгучее.
Его руки в крови. Кровь на шее, футболке, джинсах.
В глазах – смесь триумфа, горечи и цинизма.
У его ног – тело животного.
– Что это? – спрашиваю я у Вселенной.
– Лесной кабан, – отвечает мне кто-то.
На лицах соплеменников… восторг?! Убитое животное – наша пища, и ни скорби, ни состраданию тут не место. И то и другое сочтут выпячиванием характера или проявлением эгоизма.
Всё, что я хочу делать – строить теплицу. Моя теплица – мой дом. Место, где я по-настоящему ощущаю покой и обретаю смысл. Дело, полезное и для меня, и для общества.
– Ты не будешь помогать? – спрашивает Красивая, когда я прохожу мимо.
– Рук для разделки туши достаточно, разве нет? Если нет, ты скажи. Я помогу сдирать шкуру, отрезать от костей мясо, или что там ещё?
Она смотрит на меня с презрением. А я знаю о ней вещи, которые очень хотела бы забыть. Это как случайно увидеть неприятного тебе человека голым, и потом одновременно испытывать смущение и отвращение.
– Мясо кушать желающих хватает. Ты не претендуешь?
– Нет.
Интересно вот, а в её голову не приходит мысль, что и грядки я строю не только для себя? Или в успех моего дела веры так мало, что оно воспринимается как чудаковатая прихоть? Кто я в их глазах? Одержимая дурочка?
Они правы. По крайней мере, отчасти. Мои грядки успокаивают меня, но больше – возможность быть
– Привет.
От его голоса, хоть он и негромкий, я вздрагиваю – просто слишком неожиданный этот визит.
– Привет, – здороваюсь с ним и возвращаюсь к работе.
У меня уже готовы почти все грядки, теперь я занимаюсь поиском материала и строительством каркаса будущей теплицы.
– Как у тебя дела?
Его голос мягок, что странно. Для меня, по крайней мере, странно совершить убийство и быть таким уравновешенным, спокойным.
– Нормально. Я могу закончить тут позже, если нужна помощь с разделкой мяса. Ты хочешь, чтобы его тоже засолили?
– М-м… нет, не знаю. Это вы можете и сами решить.
– Ну, Цыпа же не съест его целиком сразу. Нужно засолить, я думаю.
Яма, которую я вот уже день выкапываю для центральных свай теплицы, и которая по моей задумке должна быть круглой, в это мгновение мне кажется могилой. Могилой, в которой можно похоронить много людей.