Вспомни меня. Книга 2

- Альфа так захотел.

- Чего это ему взбрендило? Он что, совсем…

Не успеваю я договорить, как Цыпа жалобным голосом сообщает:

- Всё верно. Он, конечно же, прав. Как и всегда, впрочем. Мне и самой следовало догадаться, что мешаю вам.

- Да ничего ты нам не мешаешь!

- Да? – с недоверием переспрашивает Цыпа и глаза её как-то жутковато блестят.

Мне даже кажется, будто это вовсе и не Цыпа передо мной сидит, а кто-то невообразимо ушлый и даже опасный, с острым всевидящим взором, умело облачившийся в Цыпину наивную и уязвимую личину. Но, присмотревшись внимательнее, я вдруг понимаю, что в первый и, возможно, последний раз вижу эту девушку такой разбитой, почти сломленной. Её красные от слёз глаза полны отчаяния, плечи опущены и даже дыхание как будто складывает своим ритмом слово «обречённость». А та острота во взгляде, которую я сразу приняла за расчётливость, на самом деле просто боль. Бездна боли, непрестанно сочащаяся из её глаз.

- Я могу чем-то тебе помочь? – спрашиваю, не выдержав.

Цыпа снова всхлипывает и с горечью возвращается к своему занятию.

Я тоже возвращаюсь в свою постель, но никак не могу уснуть. Не нахожу себе места, но не потому, что Цыпа плачет, а потому что чёртово кольцо словно бы не в его часах, а в моей груди жжёт так, что сил нет.

Я единственная, кто знает правду.

Когда спустя вечность Альфа возвращается и укладывается рядом со мной, я притворяюсь спящей и смирно жду пока его дыхание не станет спокойным и размеренным.

Вскоре оно таким и становится. Я почти уже решаюсь оторвать голову от подушки и посмотреть, куда он положил часы, как вдруг ощущаю тепло у себя на затылке. Всё внутри меня замирает и прислушивается к каждому его вдоху и выдоху, согревающим мои шею и маленький участок спины сразу за ней.

Мужчина всегда будет преследовать ту женщину, которую действительно хочет. Откуда это в моей голове? Кто это сказал? Точно не Рейчел. Голос совсем взрослый, знающий, словно бы умудрённый опытом.

Всего на несколько мгновений, пока Альфа дышит мне в затылок, жизнь становится простой и понятной, предсказуемой. Но это почти эйфорическое ощущение счастья быстро проходит – как только я вспоминаю о кольце. Дело ведь не в кусочке металла, каким бы ценным он ни был, а в обязательствах одного человека перед другим.

Я отбрасываю руку Альфы сразу же, как она касается моей талии. Он ничего не говорит, больше не шевелится и не дышит.

С другой стороны, если двое решили проверить свои чувства таким нетривиальным способом, как удаление памяти, и эта самая проверка привела не к тому результату, которого ожидали, не это ли, собственно, и требовалось доказать? Пусть настоящая обладательница кольца Цыпа или любая другая из девушек в лагере, чей палец идеально в него войдёт, если он выбрал меня, а я его в этой реальности и при данных обстоятельствах, не означает ли это, что так и должно быть? Разве должны мы отказываться друг от друга из-за обязательств, данных в другом мире другим людям? Что важнее, то, что было, или то, что происходит сейчас? Насколько, вообще, важны обязательства в мире? Какова их роль в судьбах людей?

Я знаю, что мужчина рядом со мной уснёт быстро – слишком уж нелегко охотиться в такую непогоду, возвращается он всякий раз сильно замёрзшим и изрядно мокрым, неимоверно уставшим. Мне часто приходит в голову, что на охоту он тратит слишком много сил, а значит и калорий, и что нет в ней большого смысла в плане нашего пропитания, но, может, гонит его наружу что-нибудь другое?

Он спит тревожно, его лицо напряжено и даже брови сведены во сне. Часы не снял, как и следовало ожидать – он делает это крайне редко. Удивительно, что вообще не надел их сразу же в тот вечер, а забыл в кармане грязных штанов на лавочке. С того дня он мылся и переодевался каждый день, но часы свои больше ни разу не оставлял без присмотра.

Замок раскрывается легко, только Альфа спит очень чутко – хмурится во сне ещё сильнее и нервно сжимает ладонь. Но браслет довольно широкий, когда расстёгнут - мне всего лишь нужно медленно и очень аккуратно его стянуть. Как только это получается, Альфа открывает глаза, но, увидев моё лицо в полумраке ещё только занимающейся зари, он едва заметно улыбается и закрывает их снова. Его дыхание размерено, и я понимаю, что он и не просыпался вовсе, а если и проснулся, то не до конца, и сразу же провалился в сон обратно. Теперь его лицо успокоено, тело расслаблено, даже губы немного приоткрылись. Видеть его вот так спящим – большая редкость для меня. Он ложится обычно намного позднее, а поднимается всегда раньше. Обычно к тому времени, когда я просыпаюсь, его и след простыл, а возвращается он вместе с сумерками.

Мне стыдно, что стянула с него часы, и не из-за самого поступка, а из-за того, как всецело, без тени сомнения продолжает доверять мне его тело, хотя сам он, кажется, уже заинтересован в другой.

Внутри колец есть отпечатки слов, но мне они незнакомы. Я могу их прочитать, но не в состоянии даже повторить – настолько они лишены для меня смысла.