Вспышка

– Немного. – Я тщательно подбираю слова, чтобы описать свои ощущения. – Первыми нам наносят метки возраста. Представь, что сегодня твой день рождения. Утром ты идёшь к чернильщику, в здание правительства. Мама смазывает тебе руку кремом. Она говорит, что это волшебный крем и с ним тебе не будет больно. Потом оказывается, что это обычный крем для рук или для лица, который нисколько не облегчает боли. – Галл кивает и усмехается. – Когда тебя вызывают, ты идёшь в специальную комнату и садишься на стул. Чернильщик всегда говорит одно и то же: «Только маленькая точка, это недолго». Но ты не кладёшь руку на стол, потому что знаешь: тогда-то тебя и уколют. И наконец мама берёт тебя за руку, прижимает её к поверхности стола и кивает чернильщику. А он – как правило, это мужчина – включает машинку чернильщика. Много лет я думала, что это происходит по волшебству, но на самом деле мастер нажимает ногой на педаль под столом. Чернильщик макает иголку в маленькую чернильницу и рисует на твоей руке точку. Вот и всё.

– Ого. – Галл потирает свою руку. – Жестоко.

– Всё происходит очень быстро. Боль мимолётна.

Не знаю, удастся ли мне нанести метку ещё когда-нибудь, но при мысли о том, что, может, и не удастся, я почему-то больше не впадаю в отчаяние.

– Это официальная метка, их делают всем. Но личные знаки каждый выбирает себе сам. И это совсем другая история, – воскресив приятные воспоминания, говорю я. – Твоё тело как будто требует пищи, и как только чернила проникают в кожу, они удовлетворяют этот голод. На какое-то время. Ощущение необыкновенное. Полная свобода.

– Но метки возраста выбрать нельзя, ведь так? – уточняет Галл.

– Нет, – качаю я головой. – Некоторые знаки утверждает правительство. По этим знакам можно определять возраст или прочесть о совершённом преступлении. Но всё это для нашего блага. В конце концов. Все наши метки – для нашего блага.

Мои слова звучат глухо, не до конца искренне. Я будто возвращаюсь на мгновение в прошлое, становлюсь той Леорой, у которой на все вопросы был готов единственно верный ответ. Та Леора никогда и ни в чём не сомневалась. Однако, что бы ни произошло, я до сих пор верю в метки на коже и во всё, что они олицетворяют. Просто теперь я понимаю, что на свете хватит места для множества историй и не стоит цепляться за одну.

Мы сидим в тишине, думая каждая о своём, крепко держа друг друга в объятиях. Мы не знаем, что нас ждёт, и, наверное, обе не против остаться на этой поляне навсегда. Построить дом и жить в нём как сёстры. Галл придвигается ко мне ещё ближе.

– А какие метки ты сделала бы мне? – шёпотом спрашивает она.

Глава сорок третья

Отпустив руку Галл, я вытаскиваю из костра почти догоревшую ветку. Галл произносит моё имя, но я не отвечаю, сосредоточенно разыскивая то, что нужно. Покопавшись в костре, я нахожу среди угольков кусочек почти догоревшего дерева и оставляю его подымиться на земле. Толстый сук, горевший так долго, превратился в уголь. Брызнув остатками воды на сухой лист, я проверяю, горячая ли ветка. Горячая… но, если обернуть её кончик одеялом, можно взять в руку. Я прижимаю чёрный конец палочки к листу, превращая твёрдый уголь в пыль. Когда мы делали это вместе с папой, я всегда удивлялась, как дерево может превратиться в пыль – почти как залежалый хлеб, совершенно высохнув, становится более хрупким, чем мел.

Я закрываю глаза. Какие метки я нарисовала бы Галл? Что лучше всего отразит её задумчивость, доброту, серьёзность, весёлые искорки лукавства? Я вспоминаю, как Галл сидела на вершине дерева, глядя ввысь, в кусочки синего неба среди ветвей. И я знаю, что должно быть на её коже. Я не стану рисовать на ней пороки и ошибки – она достойна носить знаки надежды.

– Приляг, – говорю я, и Галл опускается на землю, положив голову на сложенное одеяло.

Её глаза закрыты, будто в ожидании боли. Я осторожно высвобождаю её руку из одеяла и одежды. Бледная кожа Галл кажется золотистой в первых лучах рассвета, на предплечьях тускло мерцают тонкие светлые волоски. Пальцы Галл лежат свободно, слегка загибаясь внутрь. Будто она спит и ей снится сон, а в этом сне она видит меня. Я распрямляю её руку и укладываю себе на колени. Осторожно ощупываю кожу как для настоящей татуировки: проверяю текстуру, подвижность, упругость. На ощупь кожа Галл как нежнейшая внутренняя поверхность скорлупки букового ореха, хочется поднести её ко рту и коснуться губами. На земле неподалёку я нащупываю тоненькую гибкую палочку, из которой получится прекрасный инструмент чернильщика. Подцепив на кончик палочки комок угольной пыли, я окунаю его в каплю воды и растираю в чёрную густую краску. Крепко держа руку Галл, я начинаю наносить метку.

От первого прикосновения к коже Галл вздрагивает.

– Больно?

– Нет, щекотно, – шепчет она, почти незаметно улыбаясь.