– Да, а ты так хитро вышел из положения – ответил, что это просто сказки.
– Тогда ты в них верила. – Он смотрит мне в глаза, и моё сердце замирает, как в тот день, в музее. – А веришь ли ты в них теперь?
– Быть может, правды нет ни в наших, ни в других историях, – тихо отвечаю я.
И я не знаю, что с этим делать. В глубине души я чувствую, во что мне хочется верить. Пусть хоть что-нибудь будет настоящим и правдивым. Я верила Мел, когда он говорила, что истории прошлого подскажут мне путь в настоящем. Но что, если это просто сказки и в них нет ни крупицы правды? И что, если мы больше верим рассказчику, чем истории? Я даю отдых глазам, вглядываясь в костёр, наблюдая за пляшущими языками пламени. И сквозь убаюкивающий треск сучьев в огне слышу тихий голосок.
– Быть может, правда есть и в наших, и в ваших легендах. – Галл сидит прямо, нахмурив лоб. Она дышит хрипло, каждый вдох до сих пор отдаётся в её груди болью. – Одна история вовсе не перечёркивает другую, – умоляюще произносит она. – Что, если две легенды говорят в конце концов одно и то же?
– Как это? – удивлённо поворачивается к ней Фенн.
– Понимаешь, в обеих историях герои думают, что они лучше других знают, как всё должно быть. – Она долго откашливается и лихорадочно хватает ртом воздух. – Король и королева защищают то, что для них важнее всего. – Оскар медленно кивает. – Но всё же… иногда надо отступить и позволить другим принять решение. А король и королева этого не сделали. А потом… всё изменилось, даже против их воли, так?
– Не знаю, – вздыхает Фенн. – В одной истории жители королевства довольны и счастливы. В другой – живут в горе, правит ими жестокий король.
– Если не замечать чужих печалей, можно жить вполне счастливо, – сухо роняет Оскар. – В Сейнтстоуне все уверены, что правительство действует в их интересах, но стоит кому-то усомниться в правоте, скажем, мэра, как для этого человека жизнь становится куда тяжелее. Вспомни моего отца: его до сих пор не выпустили из подземной тюрьмы. А если начнёшь задавать вопросы о религии, традициях, то закончишь, как Обель, – изгнанником.
Оглянувшись, Оскар подтягивает к себе покрывало, которое он отбросил раньше. Он встаёт и с улыбкой пытается накрыть нас одеялом.
– Осторожнее! Костёр! – восклицает Фенн, но даже он смеётся.
Мы все усаживаемся в ряд, спрятав ноги под одним одеялом. Слева от меня – Оскар, а справа – Галл, и я чувствую себя глуповато.
– Вот, смотрите, – говорит Оскар, – если ваши ноги накрыты одеялом, вам тепло, вы довольны и всё в порядке, правда? Но если вы сидите с краю и вам достаётся лишь кончик одеяла, вам холодно. Трудности и недостатки видят лишь те, кому чего-то не хватает. Когда у вас всё есть, легко верить, что хорошо всем и везде.
– То есть вы пришли к нам из Сейнтстоуна, потому что там вам стало плохо? – спрашивает Фенн.
Скорее всего, так оно и есть. Когда я жила так, как учила меня мама, – склонив голову и закрыв рот, было совсем не сложно считать Сейнтстоун благословенным местом, где все довольны и счастливы. И только когда до меня добрался холод, когда я узнала о забытых и о папе, только тогда у меня возникли мысли о несправедливости.
– Оскар прав, – подтверждаю я. – Когда всё хорошо, плохого не замечаешь. Трещины заметны только снаружи.
– Если чашка треснула, это ещё не значит, что она разбита, – защищается Фенн.
– Знаю, – вздыхаю я, вспоминая, как тащила из озера неподвижное тело Галл.
– Мы завтра возвращаемся домой, – тихо говорит Фенн, и Галл кивает.
– И что с вами будет?
Мой вопрос остаётся без ответа. Тьма вступает в свои права, и мы устраиваемся на ночлег. Галл засыпает, положив голову мне на плечо. Решение принято – утром мы возвращаемся в Фетерстоун.
Глава сорок вторая
– Выходит, я и правда осталась жива.
Слова Галл вырывают меня из дрёмы. Усевшись, я чувствую, что у меня болит всё, абсолютно всё. Ещё не рассвело. Оскара и Фенна рядом почему-то нет.
– Они ушли за водой, – поясняет Галл. – Наверное, скоро утро.
Она придвигается ближе, и мы обнимаемся, накрывшись одеялом.
– Прошлой ночью мне снилось, что я тону, – тихо говорит Галл. – Лучше бы ты оставила меня там, в озере. Я бы всех спасла. Развеяла бы проклятие, как Белия.
В отсветах догорающего костра я вглядываюсь в лицо Галл. Она сидит, вцепившись тонкими пальчиками в одеяло.
– Хватит, Галл, перестань! Ты и так пожертвовала слишком многим. Ты будешь жить! Договорились?
Галл кивает, не глядя на меня. Не знаю, верит ли она моим словам.
– Хорошо. – Помолчав, она вдруг говорит: – Леора, можно спросить тебя кое о чём?
– Ну да… – отвечаю я, немного волнуясь.
– Тогда… расскажи мне о метках.
– Ох! – с облегчением смеюсь я. – Конечно расскажу.
– А больно, когда делают татуировки?