— Я за него отвечаю, — повторила Валя, будто и не слыша возражений. Гриша хороший мальчик, хороший товарищ и блестящий физик, но физик, я вижу, совсем замерзший. Почему ты в летнем пальто? Тебе же холодно!
— Мне не холодно.
— Нет, холодно. Я же вижу. Гриша один из тех, кто работает с вашим интегратором, доктор Реннет. — Повернувшись к Нику, она не без гордости улыбнулась. — По Гришиному предложению он был изменен.
— Пустяковые переделки, — смущенно возразил юноша.
Валя взяла его под руку, и он зашагал с ними к ярко освещенной улице.
— Нет, не пустяковые, — настойчиво сказала она. — Ты же сам знаешь. Он действительно очень способный физик. Вся наша институтская молодежь гордится им, и мы считаем, что он непременно будет академиком, поэтому мы о нем так заботимся. — Она продолжала весело болтать с Гришей и о Грише; она ласково подтрунивала над ним, хвалила его, добродушно бранила, и все это с какой-то особенной теплотой, но с какой — Ник не мог определить, пока ему вдруг не пришло в голову слово, которого он никогда в жизни не употреблял:
— Я провожу вас до автобуса, — сказала Валя. — А потом побегу дальше.
Но автобус опять ушел прежде, чем они успели дойти до остановки. Валя, откинув голову, рассмеялась.
— Тогда вы проводите меня, — сказала он. — Мне недалеко. Вы успеете вернуться, пока подойдет следующий автобус. Ручаюсь. Идемте, — продолжала она. — Такой чудесный вечер, посмотрите, как весело люди торопятся домой…
Она взяла его под руку и пошла, сразу приладившись его шагу, будто они ходили вместе уже много лет.
Ник то и дело поглядывал на нее сбоку, бессознательно любуясь гладкостью ее бледных щек, игрой ресниц, изгибом ее подвижных губ.
— Больше всего люблю этот час, — говорила она. — Рабочий день окончен. Он прошел удачно. Завтра предстоят новые дела, но сейчас впереди целый вечер: разговоры, шутки, ужин, смех, быть может, немножко хорошей музыки и, быть может, какой-нибудь очень забавный или очень интересный человек. Неожиданно улыбнувшись, она повернулась к нему. — У вас тоже такое ощущение?
— Мне передается
— Почему? Что вы будете делать вечером?
— Право, не знаю, — искренне ответил он.
— Разве вы не ждете ничего приятного?
— Нет, жду, — честно сказал Ник. — Только не знаю, как это все обернется.
— О, смотрите! — порывисто воскликнула она по-русски. Ник обернулся и еле успел увидеть машину Гончарова, сворачивавшую за угол вдоль обочины тротуара, на котором стояли они с Валей. На мгновение глаза Ника и Гончарова встретились, но машина прошла не останавливаясь, и Гончаров уже глядел прямо перед собой; лицо его было строго и задумчиво.
— Это Дмитрий Петрович! Почему же он не остановился?
— Вероятно, он нас не видел, — осторожно сказал Ник, зная, что этого не могло быть.
— Нет, видел, — возразила Валя. — Он смотрел прямо на меня. Он же знает, что вам нужно в центр.
— Но мы с вами удаляемся от центра, — заметил Ник. — Быть может, он думал, что мы куда-то вместе идем, и не хотел… — ему пришлось снова перейти на английский —…навязываться.
Валя повторила английское слово, видимо не понимая, что оно значит.
— Он проявил такт, — сказал Ник, и Валя сдвинула брови: оба снова оказались беспомощными перец разделившей их языковой стеной.
— Словарь, — сказала Валя. — У меня с собой тот, что вы мне подарили.
Ник полез в карман за словариком, а Валя раскрыла сумочку, чтобы достать свой, но вдруг схватила его за руку.
— Ваш автобус идет! Скорее! Бегите!
— Нет, — ответил Ник. — Я поеду следующим. Я вас провожу, как мы условились.
Но Валя, очевидно, передумала.
— Это ни к чему, — сказала она. — Кто знает, когда подойдет следующий? — Оживление ее погасло, она стала задумчивой и озадаченной. Интересно, в какой мере это объясняется тем, что она увидела Гончарова, подумал Ник, и как она истолковала эту странную холодность Гончарова, которая неприятно озадачила и его самого, хотя он и старался как-то оправдать ее перед Валей. Валя протянула ему руку, и на мгновение глаза ее снова оживились и потеплели.
— До свидания, — сказала она. — Желаю вам приятно провести вечер!