Одна женщина лет 45, услышав, что мы из России, упала на колени и начала плакать. Мы подняли ее, спросили, чего так реагирует. Она рассказала, что жить рядом с ВСУ было невозможно. Хохлы забирали домашнюю птицу, когда хотели, ставили в огороде за домом свои минометы, чем потом провоцировали прилеты. Командиры привозили солдатам шмаль и алкоголь, потом начиналась пьяная стрельба по всей деревне.
С ее слов, уйти при этом не давали ни к нашим, ни к хохлам. Сидите тут, везде опасно. Так они говорили. Деды охали и желали удачи, «бейте гадов этих, мы в 50-х не додавили, вам теперь добивать приходится». Мрачная картина. Страшно представить, что пережили люди. Было там даже двое детей, шли рядом с отцом, хныкали. У меня даже конфеты с собой не было, чтобы угостить.
На обратном пути мы проходили мимо двора, в котором рядом лежали двое убитых хохлов. Калитку открыла женщина:
Пока мы разговаривали, со двора выбежала собака и начала мертвых хохлов натурально жрать. Я посмотрел на эту красоту и сказал женщине:
Мы попрощались, идем дальше. От увиденного довольно смешанные чувства.
Смеемся с Максом. Мимо идет штурмовик с бутылками шампанского – несет командиру. Я ему говорю:
Когда стемнело, мы пошли в подвал, где были прошлой ночью. Долго сидели у костра с командиром, разговаривали о пережитом. Командиром, кстати, был мой старый знакомый Шалопай, который еще под Лисичанском стал невольным свидетелем картины, как мы убегали по полю из хохлячьей лесополки.
Рядом сидел снайпер ССО, прикомандированный нам для помощи. Мрачный мужик, в маске и с огромной винтовкой. Я мельком видел его утром. Он пробежал мимо меня в соседний цех, полдня работал по хохлам. Много, наверное, убил. Я уснул быстро, все-таки за два дня всего полтора часа спал. А ведь завтра опять война.
Жизнь по-соледарски
Следующим вечером остатки хохлов отошли от деревни. Их командование особо не стремилось уберечь личный состав, потому еще днем они разбили артой автомобильный мост, усложнив своим бойцам отход, а нам – логистику.
Стрельба стихла, хохлы начали работать артой по заводу, куда уже встали наши минометы и гаубицы. Целыми днями летали снаряды, мы перебежками добирались до соседнего цеха, где была наша новая позиция, и оттуда вели наблюдение.
Жили мы на верхнем этаже первого цеха. Нашли там какой-то вагончик, размером 6 на 2 метра, в нем установили печку, которую тоже нашли на заводе. Наконец-то тепло. Первые несколько дней с подвозом дела были совсем плохи. Котельную, куда нас ночью заводили перед накатом, сначала приспособили под склад боеприпасов, но хохлы слишком быстро прознали про это и сложили ее артой. Еду и воду нам совсем не привозили. Спасало то, что осталось после хохлов.
Там были сухпайки, консервы, вода. Из-за тогдашних морозов вода превращалась в лед в пластиковой бутылке, приходилось ставить ее в теплое место. Мы пробовали натовский сухпай. Редкостное говно, которое к тому же надо почти полноценно готовить – варить минут двадцать в кипящей воде. А как это сделать-то в условиях войны? Единственное, что понравилось оттуда, – это шоколадное фондю, которое надо было залить кипятком и хорошо перемешать. Хохлячий сухпай был уже повкуснее. Особенно мне зашли каша со свининой и гороховый суп. Польские консервы, хоть и имели разные этикетки и названия, на вкус были абсолютно одинаковые – соевая вареная колбаса. Как они это едят вообще? Находили и банки колы со сладостями. На войне такие вещи просто на вес золота. С деревни принесли кучу круп, макарон, дошираков. В общем, голодная смерть нам не грозила.