Батальонный комиссар зорко, как охотник, следил за самолетом. Его губы что-то шептали. Марьям показалось, что он шепчет: «А ну подойди, подойди! Поближе, поближе!..»
Однако «мессершмитт» внезапно изменил направление, круто забрал влево и понесся на юг. Батальонный комиссар приподнялся и закинул голову, ища в небе разгадку этого непонятного маневра.
- Наши! Наши «ястребки»! - вдруг радостно закричал он и, вскочив на ноги, затряс в воздухе автоматом. - Дайте ему! Дайте, ребята! - кричал он вслед двум «якам», которые с разных сторон атаковали «мессершмитт», стремившийся уйти за облака. Но это ему не удалось, потому что сверху, стремительно пикируя, на него падал третий.
На большой высоте началась странная и как будто бы веселая игра. Самолеты кружились, ныряли, опять подымались. Приглушенные расстоянием, как-то по-птичьему курлыкали пулеметные очереди. «Мессершмитт» упорно рвался кверху, но никак не мог добраться до облаков. Один из трех «яков» все время нависал над ним.
- Так его!.. Так его!.. - кричала Марьям с какой-то мстительной радостью.
Как ей хотелось, чтобы этот проклятый «мессершмитт» упал на ее глазах! Но бой переместился куда-то далеко, и самолеты стали казаться комарами, которые кружатся в воздухе перед дождем. Разобрать, какой из них «мессершмитт», уже стало невозможно.
- Ну, натерпелись страху? - ворчливо спросил у нее батальонный комиссар, помогая выбраться из канавы. - Смотрите-ка, да у вас щека поцарапана. Платок у вас есть?
- Есть, конечно.
Но прежде чем она успела его достать, он вынул из своего кармана чистый розовый платок и осторожно вытер с ее щеки кровь.
- Уже запеклась, - сказал он, внимательно разглядывая царапину. - При бритье бывает хуже. Вам не больно?
- Нет, - сказала Марьям, - совсем не больно.
Она поправила выбившиеся из-под платка волосы и тут только заметила, что все ее пальто в пыли и грязи. На шинель батальонного комиссара тоже было страшно смотреть.
- Ну, хороший же у меня вид, - сказала Марьям и стала обивать руками полы пальто, на которых, как она ни старалась, оставались серые пятна.
- Придется подождать, пока высохнет, - виновато сказал батальонный комиссар. Можно было подумать, что это по его вине дорога такая грязная и в канаве они валялись только из-за его нерасторопности.
- А куда же попали бомбы? - спросила Марьям.
- Бомб не было. Он нас обстреливал из пулеметов.
- Но ведь я так ясно слышала свист…
- Это он пикировал.
- А зачем же он пикировал, если нет бомб?
- Для нашего устрашения… А вы, оказывается, счастливая, - прибавил он. - Ведь еще чуть-чуть, и он бы в вас попал.
- Боюсь, что да, - ответила она задорно. - Если бы я не высвободила голову из-под вашей руки, моя бедная голова, очевидно, мне сейчас была бы уже не нужна.
- Вполне возможно. - Он усмехнулся. - Но тогда, я думаю, мы были бы теперь в равном положении.
Он сказал это так просто и шутливо… Марьям невольно взглянула на него с удивлением и благодарностью.
А между тем шофер уже вылез из канавы по другую сторону дороги, где он, так же как и они, благополучно отлежался, и похаживал около машины, осматривая ее.
- Поехали, товарищ начальник, - сказал он. - Садитесь. А девушку надо сперва поздравить с первым боевым крещением.
- Это уже второе мое крещение, - ответила Марьям. - Первое было, пожалуй, еще покрепче этого.
- Землю с подбородка, Воробьев, сотри, - сказал батальонный комиссар.
Выбрав на рукаве место почище, Воробьев тщательно вытер лицо и взялся за баранку. Марьям села на свое место и вдруг заметила, что весь задний борт кузова пробит пулями. Воробьев тоже заметил это.
- Крупнокалиберными бил, бродяга…
- Ну, что же ты стоишь, Воробьев! Ехать надо! - строго сказал батальонный комиссар, залезая вслед за Марьям в машину.
- Да, кажись, приехали, товарищ начальник, - сказал Воробьев и, покрутив рычаг, вылез, чтобы осмотреть, нет ли еще где-нибудь повреждений.
Он открыл капот, заглянул в мотор и чертыхнулся.
- Так и есть. Испорчен карбюратор…
- И нельзя исправить? - досадливо спросил батальонный комиссар.
- Никак, товарищ начальник. Сурьезный требуется ремонт.
Батальонный комиссар растерянно поглядел на шофера.
- Что же теперь делать, Воробьев? Ведь до ближайшего автобата километров двадцать.
- Будем ждать, авось кто и подберет, - философски сказал Воробьев. - Вы себе идите помаленьку, а я вас нагоню у кого-нибудь на прицепе.
Батальонный комиссар с надеждой посмотрел на дорогу: авось да покажется какая-нибудь машина. Но дорога в этот час была совсем пустынной. Действовал приказ Ватутина - ездить при дневном свете как можно меньше.
- Делать нечего, - сказал комиссар, вздыхая. - Пойду. Постараюсь добраться до ближайшего штаба. А ты Воробьев, смотри машину не бросай! - добавил он строго. - Жди помощи. - Он задумчиво поглядел на Марьям, видимо соображая, как с ней быть. - Вы тоже лучше оставайтесь здесь и подождите буксира. Иначе идти придется километров двадцать, а то и больше. Обувка у вас слабенькая… Собьете ноги.
- Нет, я пойду вместе с вами, - твердо сказала Марьям. - Не бойтесь, я дойду. Я и больше ходила.